Александр Николаевич служил в Афганистане с 1984 по 1986 год. Перед командировкой в ДРА ему исполнилось всего 26 лет. За спиной – военное училище и служба в войсковой разведке в Забайкалье. Дома остались жена Людмила и сын Дима 2,5 лет. Они ждали любимого супруга и папу, а значит, нужно было постараться вернуться к родным живым и невредимым. Будучи на чужой земле, Александр Артамонов присылал жене трогательные письма, а еще – вел дневники, выдержки из которых мы и представляем нашим читателям (эпиграф: «Попал служить в Афганистан – гордись, не попал – радуйся»). 

«21 марта 1984 года в Ташкенте в штабе Краснознаменного Туркестанского военного округа мне, наконец, оформили все документы для отправки в Афганистан. До этого я три дня провел в отделе кадров округа, там решали, в какую часть и на какую должность меня назначить. С 1980 по 1984 год я служил в войсковой разведке и должен был идти по прямой замене. Поэтому немного волновался, ожидая своего назначения, ведь служба в разведке не из легких, а в Афганистане еще и крайне опасная. Но благодаря несогласованной работе кадровиков, а может быть, удачному стечению обстоятельств и сохранению меня для чего-то более важного в этой жизни, я был назначен не в разведывательное подразделение, а в 1357 отдельный батальон охраны 40А…

Первую ночь ночевал в гостинице рядом со штабом округа. В ней жили, в основном, командировочные военнослужащие, которые уже некоторое время отслужили в Афганистане. Разговоры у них были какие-то особенные – фронтовые. Уже тогда начинало складываться афганское боевое братство. Особенно запомнились два прапорщика богатырского телосложения в спецназовской форме. У одного на груди был один орден Красной Звезды, у другого – два… Утром 21 марта в штабе округа получил загранпаспорт с визой, все документы и предписание убыть на пересыльный пункт для отправки в ДРА. Пересылка находилась на окраине Ташкента, вблизи военного аэродрома. В казарме, переоборудованной под общежитие, был настоящий «дурдом». В комнатах по десять кроватей, под ними чемоданы с вещами, на тумбочках спиртное и сигареты. Все в пьяном угаре…

Я периодически дышал чистым кислородом и с интересом смотрел в иллюминатор. Афганистан в переводе с персидского – это молчание, или безмолвие. За бортом была видна афганская земля. Вернее, не земля, а все больше горы, пустыни и долины… Посадка в Кабуле была стремительной. Из горизонтального полета самолет быстро пошел вниз по спирали, причем из-под крыльев производились отстрелы тепловых ракет… При каждом таком отстреле самолет немного дергался назад. Казалось, вот-вот наступит невесомость. Бывалые афганцы с невозмутимыми лицами подшутили над нами: «Все, сбили, прощайте, ребята». Женщины – рабочие и служащие, летевшие, как и мы, первый раз, сразу запаниковали, вспомнили маму, прокляли тот день, когда решили лететь в Афганистан и, побледнев, стали прощаться друг с другом. Афганцы смеялись от души. Наконец, небольшая перегрузка, коснулись бетонки. В нижней части хвоста самолета опустилась транспортная платформа, внутрь проник яркий солнечный свет и очень теплый воздух – было около +30… Начинался новый день 22 марта 1984 года – и новый период моей службы, тогда еще гвардии старшего лейтенанта. По-афгански ст. лейтенант звучит так: «Ломрай бридман». Этот день был одновременно и первым днем нового для афганцев года – 1363-го.

В Афганистане 14 век… Летевших в самолете командировочных и отпускников сразу встретили сослуживцы. И те, и другие были в светлых, выгоревших «х/б» и панамах. Все с оружием, загоревшие, радостные – одни от того, что увидели людей с родной земли, другие – что встретили ставших почти родными однополчан.

А нас, «зеленых», бледнолицых после холодной русской зимы, посадили в машины и повезли на Кабульскую пересылку… Нас собрали в летнем клубе. Пришел высокий, спортивного телосложения прапорщик с орденом Красного Знамени на груди… Он провел инструктаж. Но не по бумажке – жесткий и серьезный, а от сердца, с явной заботой о нас, о том, чтобы мы вернулись домой. Разместили нас в палатках. Брезент их был весь в маленьких дырочках, как мы потом поняли – от пуль…

На Кабульской пересылке я впервые услышал магнитофонные записи песен, рожденных в Афгане. Я еще не знал авторов и исполнителей этих песен. А это были обычные солдаты и офицеры ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Их песни знают наизусть и любят все без исключения афганцы…

Вечером 23 марта я получил предписание и утром 24-го убыл в войсковую часть п/п 12876 – 1357 – отдельный батальон охраны армейского подчинения, который дислоцировался в Кабуле в старинной крепости под названием Бала-Хиссар на должность начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения…

24 марта прибыл в 1357 ОБО. Представился командиру части – подполковнику В. Кирюхину. У начальника финансовой службы части оформил завещание на мою будущую зарплату. Указал всевозможные адреса на так называемый всякий случай…

В крепости Бала-Хиссар было относительно спокойно. Там дислоцировались управление батальона, управления 2-й и 3-й мотострелковых рот и по одному взводу этих рот, несущих службу по боевому охранению важных государственных объектов Кабула… По периметру крепости – высокие каменные древние стены с бойницами, правда, кое-где разрушенные временем и войнами. Везде у стен, особенно в проломах, – сигнальные мины. На растяжки от них ночами периодически натыкались душманы и сразу получали достойный отпор… Крепость насыпная, строилась ярусами с подземными ходами и различными помещениями. Здесь размещались наши склады боеприпасов, продовольствия и мат-обеспечения. В крепости в свое время стояли афганские гвардейцы, английские завоеватели, говорят, одно время даже жил посол Англии, а вот теперь – мы… 

В камнях водились змеи, в том числе ядовитые, такие как гюрза, и всякие другие твари, вроде скорпионов. В общем, ухо надо было держать востро. Были не редки и землетрясения, но мы их не боялись, так как все, что могло упасть с высоких стен за века, уже давно упало… Наш батальон охранял жизненно важные объекты, такие как Кабульский университет, Кабульский политехнический институт, Кабульский автомеханический техникум и другие. 1-я мотострелковая рота нашего батальона располагалась отдельно от части, в юго-западной части города в так называемом высотном ресторане «Амина», построенном ФРГ в виде серебристой летающей тарелки, приземлившейся на плоской вершине горы. До 1978 года в ресторане отдыхала правящая верхушка Афганистана. Теперь фасад был весь изрешечен пулями… Несмотря на мирные названия – ресторан, бассейн, эту роту душманы тревожили довольно часто, так как за ней был закреплен большой сектор охраны и обороны штаба 40-й армии…

Среди солдат в Афганистане так называемой дедовщины не было…Мало того, увольняемые солдаты сами рвались на боевые действия, в рейды, засады, оставляя вновь прибывших бойцов в части. Были даже обиды и конфликты из-за того, что иногда старослужащего командиры оставляли в роте… Кроме боевой работы, моей задачей в части было обеспечить личный состав вооружением, боеприпасами и приборами согласно штата военного времени, а иногда сверх него… А кроме этого, были дежурства по части и обычная служба по охране и обороне объектов от нападений мятежников. Лично я с отделением солдат еженедельно по ночам, согласно графика, на БТР-70 или БРДМ-2 объезжал все наши посты в городе… В отражениях нападений на крепость я участвовал постоянно, будучи дежурным по части неоднократно руководил силами дежурной смены и караула до прибытия основных сил с командирами подразделений. Особенно часты были нападения на телевышку – рупор радио и телевещания на весь Афганистан… В конце декабря 1984 года нападения на караул, охранявший телевышку, участились. 

Я, согласно приказа командира батальона, был отправлен из крепости на усиление и помощь начальнику караула 2 МСР, старшему лейтенанту Юрию Шитову. Несколько ночей караул успешно отражал нападения, причем самые неприметные солдаты проявляли чудеса героизма и армейской смекалки… Душманы стреляли из-за огромного каменного валуна, находящегося внизу. Рядовой Щербаков спросил у меня разрешения спуститься вниз к этому валуну и уже оттуда, под нашим прикрытием, достать душманов. Я категорически запретил ему это делать, так как там мины. Мы забросали душманов гранатами, те отступили назад, унося раненых и убитых. Это было 27.12.1984 г. 28 декабря меня вызвали в крепость. Вечером на телевышку опять было нападение. Щербаков все же спустился к этому валуну, стреляя уже из-за камня, уничтожил несколько душманов и, начав преследовать остальных, был тяжело ранен в грудь. В падении коленом коснулся земли и подорвался на мине. Взрывной волной его отбросило вниз, за тот самый валун. Армейские саперы уже утром вытаскивали его изуродованное тело длинным составным багром. Его 5,45 мм АК-74 был изогнут в дугу, приклад и магазин оторваны взрывом. Рядовой Щербаков был из Тульской области. Посмертно он был представлен к ордену Красной Звезды. Я как сейчас помню его – балагура, его стриженую под «ноль» голову. Если бы командир тогда меня не вызвал в часть, то, может, Щербаков был бы жив…

Чтобы хоть чуть-чуть отвлечь нас от войны, в Афган приезжали артисты. Только при мне там были тогда еще начинающая выступать Азиза в составе трио «Садо», Иосиф Кобзон, Валерий Леонтьев, танцевальные коллективы…

Хочу сказать про афганские семьи. Как известно, у них там гаремы. Чем богаче муж, тем больше жен. Женщины в парандже, причем цвет паранджи говорит о возрасте. У молодых розовые, у тех, кто постарше, красные – от светлых тонов до темных, потом голубые… наконец, белые – у старых. Неоднократно приходилось наблюдать за передвижением такого семейства. Впереди идет женщина в белом, затем в черном, синем и т.д. до розового, затем идут верблюды, а самый последний – глава семьи, муж. И дело здесь не в возрастной иерархии. Главная причина – мины. Ведь гарем не может остаться без главы семьи…

Служа в батальоне охраны, ездил на бронетехнике по афганским израненным дорогам, сопровождал небольшие колонны. Иногда попадали на дорогах в душманские засады. Особенно на дороге Кабул – Баграм, в районе Аминовки. Бои на дорогах были скоротечные… Сильно помогала слаженность действий, полное взаимопонимание с полуслова, полувзгляда, полужеста. Приезжали в часть, осматривали свежие вмятины на броне, сколы и дырки в оборудовании… Смеемся, что опять обманули смерть, и замечаем друг у друга седые волосы…

Один раз, 11 марта 1985 года, я с командиром ремонтного взвода В.Д. Карнауховым и экипажем не вняли требованиям охраны и решили под вечер проскочить опасный участок дороги на пути в Кабул. Ехали очень быстро. Я с бойцом наверху, остальные внутри машины. Вдруг на пути глубокая воронка от взрыва. Кричу водителю: «Тормози!». В это время справа из разбитых дувалов выстрел из гранатомета. Граната пролетает прямо у нас перед глазами, чуть не обжигает лицо и тут же взрывается слева от дороги… Разворачиваем башню и принимаем бой. Спасло меня чудо и та самая воронка на асфальте. С тех пор 11 марта отмечаю свой второй день рождения…

В общем, служба моя целый год шла нормально и даже хорошо… В марте 1985 года был назначен на капитанскую должность – помощником начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения в 108-й дважды краснознаменной Невельской МСД, штаб которой дислоцировался в Баграме. Я «перепрыгнул» ступень полкового звена и сразу попал в дивизию… Здесь сменил балагура и весельчака богатырского телосложения ст. лейтенанта Александра Несмеянова по прозвищу «грустный»… Представился командиру дивизии генерал-майору В.И. Исаеву, получил инструктаж. Он приказал мне снять с груди знак «гвардия» и белый ромб о военном образовании. Сказал: «Здесь вам не Кабул». Чтобы знаки не сверкали на солнце и не выдавали офицера.

В составе 108 МСД был и 682 танковый полк, ранее дислоцировавшийся в Дзержинске. Здесь он был как в/ч 55777. В 1980-1981 годах в этом полку служили все наши земляки-дзержинцы… В 1984 – 1986 годах были самые крупные боевые столкновения с душманами… В Баграме я ежедневно и еженощно руководил приемом из армейских складов, дислоцировавшихся в Пули-Хумри, отправкой боеприпасов на операции в войска. Периодически как старший или когда не было штатного командира роты я сопровождал колонны ОБМО с боеприпасами на боевые позиции… В прямые столкновения с душманами зимой 1985-1986 года мне вступать доводилось редко…

Для меня война закончилась 17 февраля 1986 года, когда я, как это ни печально, но на «черном тюльпане» с грузом 200 улетел по замене домой в СССР. Через два года, 8 марта 1988 года, как продолжение жизни у нас родился второй сын – Денис». 

Свои воспоминания о службе Александр Николаевич отражает и в поэтическом творчестве. Вот одно из его стихотворений:

Опять февраль стучит в окно,

Вот и зима кончается.

И снова будто вывод войск

С Афгана продолжается.

Идем домой мы сквозь хребты,

Дорога лентой вьется.

Прикрыты с неба и с земли,

Но духам все ж неймется.

Вот ухнул вдруг гранатомет,

Пехота окопалась,

Ведь ей работать на войне

Всего три дня осталось.

Три самых длинных, длинных дня

Войны в Афганистане.

Дай Бог, чтоб не было потерь

В пустынном Регистане.

“Домой, домой!” – поют колеса,

И подпевают траки.

Вы девять лет без устали водили нас в атаки.

Оставили Кабул, Герат,

Газни, Гардез, Джелалабад,

Баграм, Аминовку и Хост,

Там, где окопы в полный рост.

Прошли Саланг, Пули-Хумри

И подошли к равнине.

Еще чуть-чуть и Хайратон

Появится в долине.

Знамена реют на броне,

Мост виден через речку.

Для нас закончилась война.

Страна, готовься к встрече!

Уж сколько лет прошло с тех пор,

Как сдали автоматы,

Но до сих пор в афганских снах

Воюют там ребята.

Не все домой вернулись,

Нам жизнь вдвойне ценней.

Так будем же достойны

Погибших там парней.