В ноябре прошлого года в Дзержинском театре драмы состоялась премьера спектакля «Любишь – не любишь». А спустя почти год вся Россия наблюдала за тем, как фильм российского режиссера Алексея Федорченко «Овсянки» завоевывает жюри международного кинофестиваля в Венеции. Для дзержинцев эти два события оказались связанными: спектакль в нашей драме поставила московский режиссер Юлия Ауг, и она же исполнила одну из главных ролей в «Овсянках».

Мы связались с Юлией по телефону и специально для дзержинских зрителей она рассказала о «магическом реализме» «Овсянок», особенностях российского кинопроката и своих поцелуях с Квентином Тарантино.

– Юлия, мы все с большим интересом и волнением следили за судьбой «Овсянок» на кинофестивале в Венеции…

– Венеция была началом. Я только что вернулась с международного кинофестиваля «Меридианы Тихого», который проходил во Владивостоке. Там «Овсянки» получили приз за лучшую режиссерскую работу. Алексей Федорченко, режиссер фильма, на днях улетел в Нью-Йорк, я же в конце октября лечу в Абу-Даби.

Наш фильм уже закуплен в прокат французской компанией. Его показ в конце октября начнется во Франции, Швейцарии, Германии. То есть у западно-европейских прокатчиков возник действительно серьезный интерес к «Овсянкам». И практически отсутствует этот интерес у российских дистрибьюторов, которые сегодня оказались не готовыми показывать артхаусное кино. Насколько я знаю, нашим продюсерам самим придется заниматься составлением прокатного графика в России. В Москве он точно будет показан, и продюсеры постараются, чтобы он дошел до провинции, правда, к сожалению, все-равно показы будут ограничены.

– Получается, что европейцы оценили наш фильм, а мы, русские, вот так пропускаем его?

– К сожалению, прокатчики сами отучили российского зрителя от того, что кино – это не только развлечение, а еще возможность пережить глубокие эмоции, подумать. И нашим прокатчикам, и самим зрителям надо серьезно задуматься.

– Чем же «Овсянки» так «зацепили» европейского зрителя?

– На мой взгляд, «Овсянки» – фильм, который сложно с чем-нибудь сравнить, и с тем, что делалось в российском кино раньше, и с тем, что снимается сегодня. Я думаю, что Алексей Федорченко открыл новую нишу, новый жанр. Это некое совмещение эротической драмы и магического реализма. Фильм создает мир, которого, по сути дела, нет. Но он воссоздан настолько реально, что зритель принимает эту историю, как абсолютно правдивую. Историю о неком народе, который существовал когда-то. Живя в глухой российской провинции, он сохранял обряды и был невероятно близок к своим языческим корням. «Овсянки» вообще очень языческий фильм, в котором практически отрицается христианская мораль. Каждому, кто смотрит его, предлагается заглянуть внутрь себя и вспомнить о том, что в каждом из нас есть эти самые глубокие языческие корни.

Я думаю, что европейцев зацепила невероятная правдивость повествования. Я даже знаю, что члены жюри Венецианского кинофеста, где председательствовал в этом году Квентин Тарантино, спорили, кто играет в «Овсянках»: профессиональные актеры или обычные люди, которых пригласили сниматься просто потому, что у них очень яркие типажи. Вот эта правдивость, ненаигранность – первая составляющая. Вторая – это литературная основа фильма, в которой рассказывается невероятная история любви: ни доводы разума, ни современные реалии не дают возможности сопротивляться ей.

А кроме того, «Овсянки» – это необыкновенное поэтическое повествование. Киноязык, на котором рассказана история российской глубинки, завораживающе красив. Об «Овсянках» можно сказать, что это фильм-медитация.

– Как вы познакомились с режиссером и получили главную роль в «Овсянках»?

– Все произошло очень просто. Мне прислали приглашение почитать сценарий и потом встретиться с режиссером. Я прочитала и первое, что поняла, было то, что это совершенно не моя роль, и героиня не имеет никакого отношения ко мне. Я ответила ассистенту по актерам, что все это здорово, мне нравится, но почему я? На это мне сказали: встретьтесь с режиссером и, может быть, ваши сомнения развеются. Так и получилось. Первая же встреча с Алексеем Федорченко решила для меня все. Режиссер не то, чтобы убедил меня, просто я поняла, что он видит свою героиню именно во мне. И я абсолютно ему доверилась. Это было, наверное, первый раз в моей жизни, когда я почувствовала себя стопроцентной актрисой, глиной, из которой лепил образ режиссер. У меня не было ни капли сомнений в том, что делает режиссер, и ни одной мысли о том, что все может быть как-то по-другому.

– То есть первое впечатление о героине в процессе съемок изменилось и вы нашли в себе схожие с ней черты?

– Дело не в этом. Моей личности, моей энергетики, моих природных данных в героине много. Но в ней нет моего характера. Моя героиня – стопроцентная женщина в том смысле, что она готова принять в себя мужчину, а мужчина с удовольствием утонет в этой женщине. Я другая.

– Юлия, когда шли съемки и после них создатели фильма рассчитывали на успех или он стал неожиданностью?

– Ну такой успех, безусловно, неожиданность. Вообще-то «Овсянки» были сняты еще два года назад, после этого мы долго пытались узнать о судьбе фильма, спрашивали режиссера, продюсеров, узнавали о нем по каким-то слухам. В какой-то момент успели даже забыть о нем, точнее, не забыть, а просто отпустить эту историю. И вдруг… Венеция, Торонто, Нью-Йорк, Варшава, Владивосток… Когда это все нахлынуло, мы были, конечно, очень удивлены. Все это очень неожиданно.

– Расскажите немного о своих коллегах по этому фильму, какие сложились с ними отношения?

– Во время съемок у всех было огромное ощущение счастья. В процессе мы очень сблизились и сдружились – режиссер Алексей Федорченко, оператор Михаил Кричман, мои замечательные партнеры Юрий Цурило и Игорь Сергеев, команда художников. Собрались люди, которые получали колоссальное удовольствие не только от работы, но и от общения. С Алексеем мы вообще подружились и продолжаем общаться, недавно он прилетал в Москву и был на дне рождения моей дочери.

– А что за история с Тарантино и прощальными поцелуями?

– Да, забавная история. Я не хотела о ней рассказывать, пока не получу фотографии, подтверждающие ее. Дело в том, что в Венеции во время фестивальных показов создателям фильмов и членам жюри общаться запрещено. Единственный момент, когда мы поняли, что это успех, был во время гала-показа 4 сентября. Во-первых, зал в фестивальном кинотеатре был полностью заполнен. Во время показа никто не вышел, а когда фильм закончился, зрители начали вставать и очень долго аплодировали. Потом, кстати, выяснилось, что нам аплодировали 13 минут. И Тарантино, который, по слухам, всегда вместе с другими членами жюри уходил после каждого фильма сразу, тоже остался и аплодировал те же 13 минут.

А потом, когда уже прошла церемония закрытия и все призы были вручены, на финальной вечеринке собрались победители и члены жюри. Здесь мы уже могли пообщаться и с Квентином. Его неподдельный интерес к нашей картине нельзя было сымитировать, он поздравлял и благодарил Федорченко, говорил много хороших слов. Так вот, на вечеринке мы с Тарантино разговаривали вдвоем не меньше часа, переводила наш разговор Ингеборга Дапкунайте, рядом находилась еще моя дочка, которая была невероятно счастлива и скакала от радости вокруг нас. Мы говорили о фильме, о моей роли, о кино вообще, о театре, потому что я в первую очередь театральный режиссер, а не актриса. Вокруг нас собралась толпа, потому что ни с кем так долго Тарантино не стоял и не разговаривал. А когда мы на прощанье обнялись, все стали фотографировать, потом те, кто не успел сделать фото, попросили повторить. В общем, мы обнялись на бис еще раз, а потом еще раз. Но публика хотела уже чего-то большего, и мы, как два хороших актера, поняв это, начали целоваться. Целовались долго, ну то есть не 13 минут, конечно, но минуты 2-3 точно.

– Вам аплодировали? 

   – Да, естественно (смеется).

– Вы можете вспомнить самый необычный отзыв о фильме, тот, что задел вас больше всего?

– Да, помню. Он прозвучал во Владивостоке. Там было два показа, один конкурсный, другой для зрителей. И вот после зрительского ко мне на улице подошла женщина и сказала: «Юля, большое вам спасибо! Вы представить себе не можете, какую колоссальную надежду вы дали для женщин провинции. Оказывается, секс – это не только в темноте и под одеялом, а можно вот так, в открытую. Спасибо вам!»

– И спасибо вам за интервью. Желаем дальнейших творческих успехов.

Беседовала Марина Ипатова