Ранний февральский вечер был тих и морозен. Люди готовили ужин или шли по своим делам. Трамваи постукивали по рельсам. Цеха «Заводстроя» (нынешнего «Капролактама») привычно пошумливали – каждый на свой лад. И вдруг над заводом поднялся огромный столб пламени. Очевидцы утверждают, что высота огненного выброса была в несколько сот метров. У страха, конечно, глаза велики, но ведь и «бомба» оказалась о-го-го: взорвалось здание, объемом ВДВОЕ превышающее московский Большой театр. Это случилось 12 февраля 1960 года примерно в 17 часов 40 минут.

Это была не авария. Это была катастрофа, одна из крупнейших в истории мировой химической промышленности. От огромного цеха и его оборудования не осталось ни-че-го – обломки железобетона, наваленные друг на друга, – не растащить. Металлические конструкции были завязаны в диковинные узлы. На Автозаводе вылетели стекла. В Горьковском аэропорту упала какая-то вышка. В первый момент автозаводцы полагали, что раз взрывная волна докатилась до них, то Дзержинск, видимо, наполовину сровняло с землей. Между тем в самом-то Дзержинске, точнее – в Соцгороде, взрыва почти и не слышали – волна целенаправленно пошла на Автозавод. Там распространялись слухи о тысячах жертв…

Последствия взрыва докатились не только до Автозавода, но и до самых окраин СССР.

Погибший цех был не простой. От его нормальной работы зависела деятельность более пятисот производств в разных концах Союза, и они остановились. Масштаб несчастья был таким, что комиссию по расследованию причин катастрофы возглавил второй человек в советской иерархии – Фрол Романович Козлов, 1-й заместитель тогдашнего Председателя Совета Министров СССР Никиты Хрущева. Для скорейшей ликвидации негативных экономических последствий катастрофы в Дзержинск прибыл министр машиностроения Германской Демократической Республики.

Что же произошло тем ранним февральским вечером? Лопнула чугунная задвижка большого диаметра. Взрывоопасный газ под давлением начал заполнять цеховое пространство. Когда концентрация газа в воздухе громадного помещения достигла нижнего предела взрываемости, с неотвратимостью естественного закона грянул взрыв. Если же говорить по большому счету, то несчастье произошло вследствие вечной безалаберности большого начальства, его расчета на «авось обойдется» и использования оборудования до полного износа. Техногенные катастрофы последнего времени говорят нам, что за полвека в этом смысле в нашей стране ничего не изменилось.

Между моментом разгерметизации трубопровода взрывоопасного газа и собственно взрывом прошло около 10 минут. Персонал смены мог бы успеть сбежать и спасти свои жизни. Но НИКТО не сбежал. Все до последнего боролись за цех. Потом тела этих людей находили именно там, где они должны были находиться в подобной ситуации. Их было 24 (двадцать четыре) человека.

Хоронили их не то чтобы тайно, но без публичности и уж, конечно, без каких-либо процессий.

Ранним утром (не позже 7 часов, еще затемно) тела выдавали из морга на Ворошиловском поселке, подавали крытый грузовик, в который провожающих допускали по утвержденному свыше списку – только родные и самые близкие. Через город неслись на большой скорости, но и в этот ранний час на улицах стояли толпы людей, провожавшие в скорбном молчании, обнажив головы, неприлично быстро несущиеся грузовики. Кладбище (старое, на Узловой площади) было оцеплено военными и милицией. Хоронили погибших не одновременно, а по мере их извлечения из-под обломков бывшего цеха. Таким образом, похороны растянулись на 10 дней.

Вообще, вся эта трагедия была плотно окутана молчанием. Ни одна газета, ни радио, ни тогда еще слабенькое наше телевидение не проронили по этому поводу ни словечка. Ну, не могло быть в стране победившего социализма никаких катастроф. У Маркса по такому поводу ничего не было написано. В Дзержинске публично об этой трагедии рассказал «Дзержинец» только через 40 (сорок!) лет после катастрофы. Но тогда уже не было страны победившего социализма, и авторитет Маркса уже сильно подмок. Правда, еще до публикации в «Дзержинце» о страшной беде поведала заводская многотиражка, но тоже через десятилетия.

Прошло с того трагического для Дзержинска дня полвека. На старом заброшенном кладбище ветшают от времени и человеческого небрежения стоящие рядышком 22 могилы. Двадцать две, а не двадцать четыре, потому что тогда погибли две супружеские пары. Многие родившиеся после катастрофы дзержинцы уже успели стать дедушками и бабушками и ничего об этой трагедии не знают. Что уж говорить об их детях и внуках. А знать надо, ибо все инструкции по безопасности написаны не чернилами, а теплой человеческой кровью, и поэтому мы сегодня вспоминаем погибшую смену поименно.

Вот их имена:

Абрашкина Мария Акимовна – лаборант, Гладышев Евгений Анатольевич – аппаратчик, Гладышева Александра Васильевна – пом. аппаратчика, Ершов Анатолий Николаевич – начальник смены, Ершов Алексей Семенович – машинист компрессоров, Захарова Нина Ивановна – пом. аппаратчика, Игнатьев Иван Михайлович – сменный механик, Ильичева Анна Григорьевна – пом. аппаратчика, Кирилина Валентина Васильевна – аппаратчик, Кирилова Валентина Павловна – машинист компрессоров, Костолындина Нина Павловна – аппаратчик, Краснова Мария Сергеевна – дежурный электрик, Малтаков Иван Николаевич – аппаратчик, Малтакова Ольга Николаевна – пом. аппаратчика, Постникова Евгения Ивановна – аппаратчик, Романова Анна Андреевна – аппаратчик, Свищев Федор Павлович – машинист компрессоров, Сидорова Анна Сергеевна – машинист компрессоров, Сошилова Клавдия Ивановна – машинист компрессоров, Федорова Адельгейда Ивановна – мастер смены, Цветкова Мария Алентьевна – дежурный по цеху, Шалова Нина Константиновна – уборщица, Шапиро Феликс Львович – начальник цеха, Шурыгина Серафима Николаевна – пом. аппаратчика.

Вечная память!

Исаак Фельдштейн