– С Бурдастовым мы знакомы лет двадцать. Наши художественные объединения – «Ветеран», председателем которого был я, и его с Коряковым объединение «Реалист» – появились на свет приблизительно в одно и то же время – где-то в начале 90-х. В «Реалист» кого попало не брали. В него входили только члены союза художников. А это от силы полтора десятка дзержинских живописцев. И все. Потом, правда, ни «Реалистов», ни нашего коллектива не стало, но общаться с Бурдастовым мы продолжали. Нараспашку с нами он никогда не был. Да и были ли среди наших, дзержинских, художников у него друзья? Не знаю. Мне кажется, с кем он, может быть, по-настоящему и дружил, так это с «Москворечьем» – есть такое художественное объединение в Москве.

Его учителем был Николай Николаевич Третьяков. Во ВГИКе, где учился Бурдастов, он преподавал историю русской живописи… Наверное, в том, что Бурдастов стал именно таким художником, каким мы его знаем, заслуга его учителя. Бурдастов был убежденный реалист. Халтуру просто не переносил. И в то же время выставлять своим коллегам-художникам оценок не торопился, попросту не любил этого делать. Запомнился мне такой случай. Открылась в краеведческом музее выставка художника Еськова. Бурдастов обошел всю экспозицию молча. Только у одной картины задержался. «Значит, понравилась», – решили мы. Он и о моем творчестве никогда не отзывался ни плохо, ни хорошо. Раз только про одну из моих работ сказал: «Вот! Вот так и пиши всегда!»… Но я же – не он. Я «так» всегда не могу!

О себе он вообще никогда ничего не рассказывал. Но мне он был глубоко симпатичен. Ни разу не слышал я, чтобы он о ком-то говорил плохо, и вообще о ком-то говорил, кого-то обсуждал, осуждал. И при нем сказать что-то плохое было стыдно… Бурдастов, как все духовно богатые люди, жил внутренней жизнью.

Знаете, что касается художников, то с ним, если он что-то и говорил о чужой работе, никто никогда не спорил. Возразить ему было нечем.
Я несколько раз бывал у него в мастерской. У многих художников в мастерских беспорядок, а у него – все на своих местах… Чисто, уютно, как в храме. Он, знаете, не любил, когда к нему приходили во время работы, но я как-то раз зашел именно в такой неподходящий момент. И он все равно встретил меня, выслушал, поговорил…

Есть художники неплохие, талантливые, интересные, но равных Бурдастову нет…
Евгений Григорьевич Шалов, художник, бывший руководитель отдела по художественному оформлению города:

– С Николаем мы учились вместе еще в художественной школе. Уже тогда он отличался трудолюбием и каким-то прилежанием. Я вот, например, любил и в футбол погонять, был разгильдяем, а он, наоборот, был очень правильным, всегда стремился к совершенству. Я в этом плане ему всегда завидовал.

Помню интересный случай. Начинал учиться я еще в старом здании художественной школы на улице Попова, потом она переехала в дом, где сейчас располагается краеведческий музей, но места и там было маловато. И как раз в это время в Москве проходила выставка работ учеников художественных школ со всей страны. Удивительное дело, но наша провинциальная, ютящаяся в небольшом помещении школа заняла третье место, пропустив вперед только столичное учебное заведение и ленинградскую школу, которые собирали талантливых детей со всего Союза. Среди работ дзержинской школы был один мой рисунок и целых пять работ Коли Бурдастова – нам тогда было по 11-12 лет. После такого успеха руководство города добилось того, чтобы в Дзержинске была построена детская художественная школа, которая стала самой большой в Советском Союзе. Можно сказать, что произошло это, в том числе, и благодаря нам, тогда еще совсем мальчишкам.

После школы мы поступили в Горьковское художественное училище, потом Николай поступил во ВГИК, я – в «строгановку». Наши пути вновь сошлись в Дзержинске уже после учебы. Я руководил отделом по художественному оформлению города, и мы постоянно общались с Николаем Юрьевичем, который вошел в художественный совет нашего отдела.

Николай был очень предан творчеству, считал свой талант даром Божьим и поэтому всегда чувствовал особенную ответственность за свою работу. Он был ортодоксальным реалистом, как сам же о себе и говорил, был строгим в своих суждениях, не принимал отступлений от канонов реалистической живописи. И я, надо сказать, всегда восхищался им, даже немножко завидовал. Таких Мастеров в нашем городе больше нет.
Иван Иванович Еськов, художник, член Союза художников России:

 – Мы с Николаем Юрьевичем познакомились очень давно – так, что сейчас уже сложно вспомнить, как и где это произошло: в художественном фонде, на одной из многочисленных выставок, где оба принимали участие, а может быть, и в электричке, поскольку часто ездили вместе в Нижний. Не секрет, что он был довольно замкнутым человеком, но всегда неизменно вежливым, спокойным, тактичным.

А вот о его строгости и принципиальности, можно сказать, ходили легенды. Будучи создателем объединения художников-реалистов и организатором очень многих выставок, он, например, мог без объяснения причин не взять в экспозицию часть работы. Некоторые художники даже обижались на него за это. Я же, например, всегда относился к этому спокойно, с пониманием. Потому что доверял ему, знал, что он никогда не примешивал к работе личные отношения. И его строгость и прямолинейность были вызваны лишь желанием сделать свою работу хорошо.

Нас связывали многочисленные совместные творческие поездки. Много дней мы провели вместе в доме творчества «Академическая дача имени Репина» в Вышнем Волочке, проехали вместе все северные города – Псков, Новгород, Ростов Великий. Там он полностью погружался в работу, да он вообще был очень трудолюбивым человеком, не терпел халтуры.

Сейчас, конечно, сложно представить, кто в нашем городе сумеет продолжить его дело. Организовать выставку в общем-то не так сложно, а вот стать ее душой, собрать вокруг себя единомышленников, заразить окружающих своей любовью к искусству, твердо настоять на своем, если это нужно, в последние годы это под силу было только Бурдастову. Во многом благодаря этому он и завоевал такое уважение и среди коллег, и среди горожан. И не случайно он стал первым в Дзержинске заслуженным художником России.
Александр Анатольевич Волков, журналист, литератор:

– Николай Бурдастов был строгий и вместе с тем по-детски наивный человек. Одинаково строг был и к себе, и к своим коллегам-художникам. Может быть, поэтому его и недолюбливали. За глаза называли «барином». А какой он барин? Он трудяга настоящий. Я ему как-то раз сказал, что ты, мол, Николай, трудоголик. А он: «Да какой я трудоголик?! Я – лентяй…». Он самоед был. Каждый раз, когда готовилась его персональная выставка, страшно переживал. Это как экзамен для него был. А открытие персональной выставки – это всегда торжественные речи, похвалы. Его нахваливают, искусствоведы дифирамбы поют, а он стоит, насупясь, будто не о нем это все, думает… К похвалам он был равнодушен, мне даже кажется, они его раздражали.

А вот к критике прислушивался. Сплетен не переносил, шумных компаний избегал. Он был заперт от других. Не открывался. Я вот говорю о нем и не уверен, знаю ли я его.

На многих его картинах – монахи, отшельники. Так вот мне кажется, это он себя рисовал, это он и есть, отображение его внутреннего мира…

А в заключение – выдержка из статьи, посвященной Николаю Бурдастову. Материал «Невечерний свет русского реализма» в нашей газете вышел еще в 2007 году. Тогда, когда Николай Юрьевич получил звание заслуженного художника России. Автор зарисовки – Евгения Павлычева.

И лучше нее, пожалуй, и не скажешь…

«Бурдастов покладистый и неупрямый. С журналистами соглашается встретиться, может, и неохотно, но покорно. И потом как будто не отслеживает даже, что там о нем написали. Дает интервью из уважения к чужому труду, к другой профессии и словно забывает, словно он уже ни при чем… Хотя он и не надмирный, Бурдастов – нет в нем сугубой внешней вдохновенности. Скромный, целомудренный в своей обычности – без претензий на исключительность. Простой хороший человек…»