«Я хочу показать фронтовые письма моего отца Василия Николаевича Симагина, прошедшего войну с сентября 1941-го до победного мая 1945-го. Эти письма отец всегда писал чернилами или карандашом на обыкновенных тетрадных листочках (теперь уже пожелтевших от времени) и отправлял в самодельных конвертах, или свернутыми треугольником, или на специальном бланке, называвшемся «секреткой». На простых открытках из серой бумаги. Все они имели два грифа: «военное письмо» и «просмотрено цензурой».

1941-й

У нас сохранились четыре письма и одна открытка 41-го года. Письмо, которое я держу в руках, скорее всего, второе, посланное домой после разлуки с семьей. Письма отец всегда начинал одинаково: «Здравствуйте, дорогие Родные Нюра, мамаша (теща. – Н.С.) и детки Боря, Зоя, Федя, Коля и маленький Витя. Шлю я вам свой сердечный привет и всяких наилучших пожеланий…».

Отец болезненно переживал разлуку, о чем говорит одно из писем: «Пишу, а фотоснимок (фото всей семьи при расставании, он получил его 3-го октября) у меня перед глазами, и любуюсь на свою семью, но безмолвно…».

Задает чисто крестьянские, житейские вопросы: «…пропиши, как у Вас обстоит дело в колхозе, что собрали и что не успели убрать с полей? Как у вас всех здоровье и поберегай пуще всех свое здоровье. Пасется ли скотина или уже держите на подворье? Боря и Зоя, учитесь хорошенько, не ослабляя прежних темпов, а также и дома слушайтесь матери и бабки» (24 октября 1941 года).

И ничего не пишет об армейской жизни, однако перечисляет своих друзей, кто из каких местностей: «Четыре человека из Горьковской области – очень хорошие ребята, остальные все из Рязанской области» (5 октября 1941 года).

1942-й

В моем архиве хранится 26 писем от отца, датированных 1942-м годом.

Солдат воюет, а душа дома: «Боря, очень было бы хорошо, если бы я дожил до такого момента, чтобы я писал тебе письма в армию, как пишешь ты мне…» (судьбе, кстати, было это угодно – папа дожил до такого времени, а Борис при его жизни дослужился до полковника).

Его по-прежнему интересует жизнь семьи: «Нюра, будешь писать мне ответ, пропиши цены на молоко, яйцо, мясо, картофель, сено… Из твоего письма я узнал, что 26 мая посадила картофель на усадьбе. Это очень хорошо, но в нонешний год, если бы я был дома, следовало бы увеличить площадь посадки, так как по нашей семье 6 соток мало… как мои посаженные 4 яблоньки, отродились? …Хорошо, что хватило корму для коровы. Борис! Письмо твое получил, в котором пишешь, что ты и Зоя перешли в следующие классы, и ты испытания все сдал на «отлично». Я как отец очень этому радуюсь и желаю, чтобы вы всегда учились на «отлично», а также чтобы соблюдал дисциплину и слушался маму и бабку и поменьше их огорчал, а то матери с вами сейчас одной очень трудно. Ты ей помогай, ты уже парень стал большой».

Война войной, а душа снова тянется к семье: «Нюра, сейчас, находясь в деревнях, вижу детей разных возрастов, вспоминаю и всех своих и вообще всю свою семью. Трижды проклятый Гитлер разлучил миллионы семей, частью даже навсегда…».

Из дома сообщили, что у дочери Зои нет пальто, и отец советует: «У тебя, Нюра, наверное, найдется бумажный верх, и было несколько овчин, выделанные на белую шубку, вот и сшей из них ей зимнее пальто. Посылаю для Коли один карандаш. Ему нужно было «пело», но у меня его нет, а вот ему «каландас», только пусть он пишет на какой-нибудь бумаге, а не на стенах и окнах».

Дочь Зоя пишет, что они по отцу очень соскучились, и он отвечает: «Завтра исполняется 1 год и 3 месяца, как не видим друг друга, но надо надеяться, возможно, увидимся. Борис, Зоя и Федя отца своего все же будут помнить, а Коля и Витя – эти помнить не будут своего отца… Посылаю три штучки помадки: для Вити – 2 и Коле – 1» (10 декабря 1942 год).

1943-й

За 1943 год сохранилось 9 отцовских писем, в том числе из госпиталя в Нарофоминске, куда он попал со «слепым» ранением в руку: «Долго ли пролечусь, пока неизвестно… Поздравляю своего младшенького сына Витю с днем рождения и посылаю ему 10 рублей. Купите ему какую-нибудь игрушку от моего имени…

Зоя мне пишет, что мама очень устает, работавши, и бабка стала старая, да к тому же у нее болит рука. Я это все вполне учитываю и сознаю. Но сделать ничего не могу, вы там один другого поддерживайте и помогайте, совместно переживайте все трудности, которые переживает вся наша Страна…».

1944-й и 1945-й

Всего у меня хранится два письма за 1944 год и нет писем 45-го года. В 44-м папа в составе 2-го Белорусского фронта участвовал в прорыве с форсированием рек Пронь, Днепр, Березина, а потом, объединившись с 3-м Белорусским фронтом, подошел к границе Восточной Пруссии. Весной 1945-го последний прорыв сделали около Франкфурта-на-Майне, дошли до реки Эльба юго-восточнее Берлина. В 44-м году папа был вторично ранен и снова лежал в госпитале. У него были множественные касательные ранения теменной и затылочной костей.

Письма 1945 года были, но не сохранились. Хорошо помню, как однажды летом (значит, это произошло после окончания войны) я с мамой возвращался из стада после дойки коров и мы увидели: все наше большое окно сплошь было утыкано письмами отца. Были они в больших зеленых конвертах. Писал папа всем членам семьи и детям отдельно.

В них он присылал чистую писчую бума-гу – это для учеников (в войну тетрадей не хватало и приходилось писать на газетах).

Тут же в пачке отцовских писем находится фотография нашей семьи, посланная на фронт отцу Борисом. На ней брат написал: «На долгую память папе от родной семьи. Шлем сердечно, помним вечно. Фотографировались 2-го мая 1945 года».

Перечитав все отцовские письма (а их оказалось 43 и 3 десятка открыток) заново, я обратил внимание на то, что очень много имен упоминается в них: родственники, знакомые, особенно сельчане. Отец часто спрашивал о судьбах мужчин, ушедших на фронт, а также о тех, кто оставался в деревне.

Все это имело огромное значение и смысл, становилось необходимостью: письма вселяли в тех, кто был на фронте и оставался в тылу, бодрость, надежду, уверенность в победе над врагом.