Спасибо всем
Спасибо всем, кто приходит вечером, усталый – впору бы лечь в кровать, включает газ, зажигает свечи и, вздохнув, садится о дне писать. Что накипело, что отболело в нем, что испарилось, что проросло… Мы все равно остаемся сильными и пишем, пишем – врагу назло. А враг наш – время, седыми прядями, морщинками у любимых глаз, больной усталостью, слабой памятью, оно, смеясь, упрекает нас. Оно сквозит из щелей и лампочек, внезапно гаснущих в тишине, и улыбается с фотокарточек, где мы стоим во вчерашнем дне, где мы счастливые – на мгновение, а завтра снова придет зима. Спасибо всем, кто в полях у времени, словно зерно, разбросал слова. Они взойдут через десять, двадцать лет, но обязательно прорастут, и вот в трехтысячном, может, в августе, кто-то прочтет про мою весну. Кто-то почувствует, что мы прожили, и улыбнется, ускорив шаг.
Неизлечимо одно лишь прошлое,
И ходу стрелок не помешать…
Королевы
Неизлечимо одно лишь прошлое,
И ходу стрелок не помешать…
Королевы
Толку быть настоящей, если тебе не верят. Королевы в обед курят крепкие за углом. Покупают авто с пробегом себе на деньги, заботливо скопленные отцом.
Толку строить быт в обшарпанной коммуналке, толку принца ждать в дешевом своем тряпье. Королевы снимают квартиры, вставляют палки в колесо фортуны, чтобы замедлить бег. Ходят по кальянным, клубам и суши-барам, вечерами сетуют на судьбу, а в сердцах изящным горит пожаром жадность к человеческому теплу.
Толку от карьеры и жизни личной, что обложкой глянцевой напоказ. И от тысячи лайков на их страничке счастье не приходит к ним ни на час. Королевы смеются в лицо провалам – и они обходят их стороной, называют «папика» идеалом, хоть он и живет со своей женой. Возвращаясь /редко/ в свою квартиру, королева сдается всего на миг. Толку быть настоящей, ведь всему миру наплевать какой же ты человек. Было раньше только одно стремление – стать одной из этих красивых дур, было не до поездок и не до чтения, фитнес-клуб, солярий и маникюр. Жизнь вертелась, огнями вокруг мерцала, а в душе зияла уже дыра. Королева льет себе полбокала – главное, забыться бы до утра. А потом снова офис, дела, подруги, много курит, нервно и без причин. «Нет, домой не поеду, сегодня в клубе.»
Королева щурится и молчит.
Толку строить быт в обшарпанной коммуналке, толку принца ждать в дешевом своем тряпье. Королевы снимают квартиры, вставляют палки в колесо фортуны, чтобы замедлить бег. Ходят по кальянным, клубам и суши-барам, вечерами сетуют на судьбу, а в сердцах изящным горит пожаром жадность к человеческому теплу.
Толку от карьеры и жизни личной, что обложкой глянцевой напоказ. И от тысячи лайков на их страничке счастье не приходит к ним ни на час. Королевы смеются в лицо провалам – и они обходят их стороной, называют «папика» идеалом, хоть он и живет со своей женой. Возвращаясь /редко/ в свою квартиру, королева сдается всего на миг. Толку быть настоящей, ведь всему миру наплевать какой же ты человек. Было раньше только одно стремление – стать одной из этих красивых дур, было не до поездок и не до чтения, фитнес-клуб, солярий и маникюр. Жизнь вертелась, огнями вокруг мерцала, а в душе зияла уже дыра. Королева льет себе полбокала – главное, забыться бы до утра. А потом снова офис, дела, подруги, много курит, нервно и без причин. «Нет, домой не поеду, сегодня в клубе.»
Королева щурится и молчит.
Вера в себя
Даже ложь и предательство, даже война,
Даже смерть и скончание века
Не сумеют сломать во мне веру в себя,
Уничтожить во мне человека.
Я не билась за мир, не писала икон,
Но одно лишь скажу в искупленье,
Я увидела светлое, ставшее злом,
Но по-прежнему верю в спасенье.
Даже голод и боль, даже холод и зной
Не заставят меня усомниться,
В том, что Бог дал мне дар, но моею судьбой
Только я могу распорядиться.
Даже ложь и предательство, даже война,
Даже смерть и скончание века
Не сумеют сломать во мне веру в себя,
Уничтожить во мне человека.
Я не билась за мир, не писала икон,
Но одно лишь скажу в искупленье,
Я увидела светлое, ставшее злом,
Но по-прежнему верю в спасенье.
Даже голод и боль, даже холод и зной
Не заставят меня усомниться,
В том, что Бог дал мне дар, но моею судьбой
Только я могу распорядиться.
О Герде
Герда приходит к Каю, а Кая нет, не уплачено ни за связь, ни за Интернет, видно, в доме Кая давно не включали свет – аккуратным слоем повсюду лежат пылинки. Герда помнит, где Кай хранит пачки сигарет и сидит на кухне, поправив смешной берет, одичало смотрит в его глаза (на столе портрет) – а в глазах нерастаявшей правдой хохочут льдинки.
Полная соседка заглядывает: «Вы кто?». Герда молча встает, одергивает пальто: «Я знакомая Кая, я загляну потом». И пытается выдавить погнутую улыбку. «Он уехал в командировку, на Север что ль, говорил, отправит мне бандероль, но полгода прошло, а известий ноль – на таких рассчитывать, знаете ли, ошибка».
Герда снова кивает – знаем, мол, мы таких, милый Кай, ну что за удар под дых… я же знаю к кому ты уехал, ты жутко влип – ты забыл, что я тебе не чужая.
Я простила тебя, я смогла прийти, но не склеить
прошлое, не спасти, и все то, что она смогла обрести,
Я опять и опять теряю…
Полная соседка заглядывает: «Вы кто?». Герда молча встает, одергивает пальто: «Я знакомая Кая, я загляну потом». И пытается выдавить погнутую улыбку. «Он уехал в командировку, на Север что ль, говорил, отправит мне бандероль, но полгода прошло, а известий ноль – на таких рассчитывать, знаете ли, ошибка».
Герда снова кивает – знаем, мол, мы таких, милый Кай, ну что за удар под дых… я же знаю к кому ты уехал, ты жутко влип – ты забыл, что я тебе не чужая.
Я простила тебя, я смогла прийти, но не склеить
прошлое, не спасти, и все то, что она смогла обрести,
Я опять и опять теряю…
Желание жить
Рядом с тобой существует желанье жить, это, наверно, и так уже очень много. В лужах осенних солнечный свет лежит, белые кеды надеты на босу ногу. Я убиваю время всем, чем могу, но без тебя оно не желает длиться. Ночи становятся горькими, как в аду, где до тебя не дозваться, не дозвониться.
В сердце баюкаю наши с тобой мечты, только вперед – доверчиво и упрямо. Делишься крыльями, чтобы мы с высоты видели мир – прекраснейший и желанный. Чтоб ничего никогда не делить на два, чтоб навсегда остаться единым целым. Кажется, целую жизнь я тебя ждала, кажется, целую вечность тобой болела.
Я столько раз писала здесь о любви, но до сих пор ни капли о ней не знаю. Только сейчас я готова отдать весь мир за твое полуночное «я скучаю».
В сердце баюкаю наши с тобой мечты, только вперед – доверчиво и упрямо. Делишься крыльями, чтобы мы с высоты видели мир – прекраснейший и желанный. Чтоб ничего никогда не делить на два, чтоб навсегда остаться единым целым. Кажется, целую жизнь я тебя ждала, кажется, целую вечность тобой болела.
Я столько раз писала здесь о любви, но до сих пор ни капли о ней не знаю. Только сейчас я готова отдать весь мир за твое полуночное «я скучаю».
Ты мне нужен ли?
Все молитвы плетутся кружевом.
Ты мне нужен ли,
Ты мне нужен ли?
Город ветром стоит отхлестанный, в лужах тонут обрывки туч. Мы, наверное, стали взрослыми, каждый сделан из нас «под ключ». Иномарки, цветные зонтики, ночью тьму рассекает бра – смс, словно самолетики, пролетают сквозь города.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Моя мантра на тыщу лет. Но никто не расскажет сути нам, и никто нам не даст ответ. Мы смиряемся с расстоянием, в петле времени, на краю, в самом жутком ночном отчаяньи я люблю тебя, я люблю…
Все молитвы плетутся кружевом, я шептала себе года: ты мне нужен ли,
Ты
мне
нужен ли?
И сегодня сказала – да.
Все молитвы плетутся кружевом.
Ты мне нужен ли,
Ты мне нужен ли?
Город ветром стоит отхлестанный, в лужах тонут обрывки туч. Мы, наверное, стали взрослыми, каждый сделан из нас «под ключ». Иномарки, цветные зонтики, ночью тьму рассекает бра – смс, словно самолетики, пролетают сквозь города.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Моя мантра на тыщу лет. Но никто не расскажет сути нам, и никто нам не даст ответ. Мы смиряемся с расстоянием, в петле времени, на краю, в самом жутком ночном отчаяньи я люблю тебя, я люблю…
Все молитвы плетутся кружевом, я шептала себе года: ты мне нужен ли,
Ты
мне
нужен ли?
И сегодня сказала – да.
Ты идеальная, а она…
Ты идеальная, а она…
Пришла и в сердце моем застыла,
Непостоянная, как весна,
стоящая на краю обрыва,
Посуда бьется в ее руках, чай получается
слишком сладким,
Ты идеальная, а она…
Она ребенок, игравший в прятки
И заблудившийся навсегда.
Она нашла во мне утешенье.
Твоих глаз чистая синева, ее – черничное
прегрешенье.
С тобой так просто идти вперед, с ней –
дай бог шагу назад не сделать.
Но я, прости, полюбил ее.
Она тебе уступает телом,
Талантом, даже, поверь, умом.
Ты идеальная, повторяюсь.
Но сердце мне твердит об одном – и я пришел,
и я горько каюсь.
Ты идеальная, а она… Грустит и топит
в вине обиды,
Я достаю с ней ногами дна,
его в твоих небесах не видно.
Ты ангел, я же приговорен к жестокой
и неизбежной смерти.
За первый взгляд в сторону нее, за все мои
«лучшая на свете».
Но что мне ставить тебе в упрек?
Ты смотришь с болью – каков злодей…
Я не могу переступить порог.
Прошу, дай повод остаться с ней…
Ты идеальная, а она…
Пришла и в сердце моем застыла,
Непостоянная, как весна,
стоящая на краю обрыва,
Посуда бьется в ее руках, чай получается
слишком сладким,
Ты идеальная, а она…
Она ребенок, игравший в прятки
И заблудившийся навсегда.
Она нашла во мне утешенье.
Твоих глаз чистая синева, ее – черничное
прегрешенье.
С тобой так просто идти вперед, с ней –
дай бог шагу назад не сделать.
Но я, прости, полюбил ее.
Она тебе уступает телом,
Талантом, даже, поверь, умом.
Ты идеальная, повторяюсь.
Но сердце мне твердит об одном – и я пришел,
и я горько каюсь.
Ты идеальная, а она… Грустит и топит
в вине обиды,
Я достаю с ней ногами дна,
его в твоих небесах не видно.
Ты ангел, я же приговорен к жестокой
и неизбежной смерти.
За первый взгляд в сторону нее, за все мои
«лучшая на свете».
Но что мне ставить тебе в упрек?
Ты смотришь с болью – каков злодей…
Я не могу переступить порог.
Прошу, дай повод остаться с ней…
***
Война нужна только философам и поэтам,
Им только дай повод – позволь облачиться в боль,
Стенать, призывать, во тьме обращаться к свету,
И лезть на рожон, любым вопреки запретам –
Вот все, что я поняла, находясь с тобой.
И как мне ни горько, спасибо тебе за это.
День Победы
Мы лишь день в году, только день, не скрываем
Мы лишь день в году, только день, не скрываем
слезы,
Вновь земля под ногами похрустывает от гильз,
Эта память течет в нас, и майский чудесный
воздух
Пахнет так же пьяняще, как в день,
Подаривший жизнь.
Мы лишь день в году, только день,
открываем фото
Тех, кто грудью своей заслонил нас от войны,
Тех, кто отдал жизнь, чтобы нам подарить
свободу.
Это гордость народа.
Гордость
Моей
Страны.
Вновь земля под ногами похрустывает от гильз,
Эта память течет в нас, и майский чудесный
воздух
Пахнет так же пьяняще, как в день,
Подаривший жизнь.
Мы лишь день в году, только день,
открываем фото
Тех, кто грудью своей заслонил нас от войны,
Тех, кто отдал жизнь, чтобы нам подарить
свободу.
Это гордость народа.
Гордость
Моей
Страны.