– Если говорить о серьезном отношении к Году экологии, нужно обратить внимание на финансовую основу природоохранной деятельности. Декларация есть, а выделены ли средства для существенных улучшений в сфере охраны окружающей среды?

Сумма, предусмотренная на финансирование природоохранных мероприятий в 2017 году, увы, не позволяет говорить о каком-то особенном подходе в решении накопившихся проблем. Стоимость городской целевой программы «Охрана окружающей среды» на 2017 год – около 30 млн рублей. Деньги пойдут на погашение задолженности прошлых лет, на содержание лесов, ликвидацию несанкционированных свалок. По сути, это текущие расходы, которые в знаковый для экологии год как минимум должны быть существенно больше.

– Выходит, некому из власть предержащих порадеть за сохранение матушки-природы…

– Скудное финансирование – следствие ослабления экологических структур в органах власти. В администрации Дзержинска более полугода остается вакантной должность замдиректора департамента экономики, промышленности, строительства и экологии. В Гордуме расформирован профильный комитет.

Теряет полномочия и минэкологии региона. У ведомства, по сути, остались только контрольные функции.

Незаметно каких-либо серьезных телодвижений навстречу экологии и на федеральном уровне. Кроме введения должности спецпредставителя президента РФ по вопросам природоохранной деятельности, на которую назначен Сергей Иванов, других серьезных решений, знаменующих Год экологии в России, почему-то не видно.

– Власти, скорее всего, найдут простой аргумент, чтобы отбить все наши претензии – в городе просто нет средств на экологические проблемы.

– Это грубое искажение действительности. В государстве давно определена процедура формирования финансовой основы деятельности по компенсации негативного воздействия на окружающую среду (НВОС). В основе – система платежей за НВОС. Другие вопросы: сколько средств собирается на территории городского округа, сколько остается в его бюджете и сколько реально расходуется на природоохранные мероприятия? Сейчас 5% собранных за «негативку» средств уходит в федеральный бюджет, 40% – в областной, 55% остается в муниципальном.

Например, в 2014 году расчетная сумма платежей за НВОС в Дзержинске составила 230 млн рублей, по факту собрали лишь 202,5 млн, непосредственно в бюджет Дзержинска поступило 82 млн рублей, на охрану окружающей среды израсходовано 13 млн рублей.

Таким образом, на экологию город не тратит и десятой части всех экосборов. И даже муниципальная доля почти полностью растворяется в бюджете города. Интересно представить, как бы себя повели автовладельцы, если бы 80% транспортного налога тратилось не на ремонт дорог, а на какие-то другие цели? Не исключаю, что вышли бы на улицы с протестными акциями. Так почему же ни общество, ни власти не подают голоса по поводу нецелевого использования экологических платежей, которые повсеместно используются в общей сумме налогов, хотя налогами вообще не являются?

– И в этом случае найдется вполне тривиальный ответ – платежи за НВОС не имеют целевого назначения. Так определено в Бюджетном кодексе РФ.

– Вы правы, БК РФ – первое, что предъявляют власти, когда заходит речь о возможности целевого использования экосборов. Ранее экологические сборы действительно шли на охрану природы. Нецелевой расход преследовался по закону. Сейчас же средства загрязнителей, зачисленные в бюджет, могут пойти на что угодно, хоть на организацию городских праздников.

И ни с кого нет никакого спроса. Поэтому исключение ответственности за нецелевое использование сборов от платежей за НВОС следует считать преждевременным.

– Но ведь платежи, собранные в муниципалитетах, имеют свойство возвращаться порой в многократном размере. Согласно поручениям президента РФ по итогам Госсовета 2011 года Дзержинск на санацию Черной дыры, Белого моря и полигона ТБО получит 4,5 млрд рублей.

– Это отнюдь не «репатриация» суммированного за перечисление экологических платежей итога, а скорее, компенсация за накопленный ущерб советских лет. Ядовитые свалки – дело рук промгигантов, которые прежде находились в госсобственности. Соответственно, кто, как не государство, должен вычистить город от этой заразы, покрывая свой долг соответствующим финансированием. Да, безусловно, это шанс для Дзержинска. Второй такой город вряд ли получит. Но ведь наши экологические проблемы не ограничиваются тремя широко известными объектами накопленного экологического ущерба. На карте Дзержинска десятки болевых точек, которые требуют серьезного изучения и крупных финансовых вложений.
В условиях существующей модели финансового обеспечения природоохранной деятельности экологические проблемы Дзержинска будут только разрастаться. При этом важно заметить, что «экологический кисет» не исчерпывается одними взносами за НВОС. В копилку экологии можно добавить отчисления за пользование недрами, штрафы за превышение допустимых выбросов, за нелегальный сброс мусора и другие. Если бы каждый год эти средства направлялись на улучшение экообстановки, то Дзержинск уже давно бы вышел из категории «самых грязных городов планеты».
Будь у нас достаточно средств, мы бы давно решили проблему и с качеством питьевого водоснабжения, протянув централизованный водопровод туда, где его еще нет. Я, конечно же, имею в виду восточные поселки Новое Доскино, Гавриловку и Горбатовку, которые в последние годы активно разрастаются. К слову, население этих поселков сегодня составляет около 12 тысяч человек. Одновременно с этим следовало бы заняться и санацией наших многочисленных водных объектов – расчисткой русла рек, дноуглубительными работами на более мелких водоемах. Наконец, не менее важное направление – ликвидация стихийных промышленных и бытовых свалок, число которых только по официальным данным достигает 80 единиц, а реальная цифра переваливает за сотню.

– Боюсь, что одного законодательства мало. Нужно менять «парадигму» мышления органов власти и населения – каждый должен понимать, что, образно говоря, «экология уничтожит мир». Без появления заинтересованных людей возможность совершенствования природоохранного законодательства так и останется на уровне разговоров. Пресловутый человеческий фактор в экологии, как и в любой другой сфере, играет определяющую роль. Влияния личности на всех уровнях, от главы государства до рядового функционера, не избежать. Но прежде всего должны нормально работать законы, исполнение которых, как известно, тоже зависит от людей. В период с середины 90-х до середины 2000-х гг. в стране сформировалось вполне приемлемое экологическое законодательство. Во многом это заслуга ныне покойного профессора Яблокова, который в качестве советника президента участвовал в разработке многих законопроектов. Сейчас, к сожалению, идет обратный процесс – ухудшение качества экозаконодательства. Так, во второй половине 2000-х годов в стране ограничили обязательную экоэкспертизу. С тех пор можно возводить фермы и заводы, практически не задумываясь об ущербе от их хозяйственной деятельности. Затем предприятиям позволили не выносить в публичную плоскость реальный уровень выбросов. Сегодня эта информация доступна только органам власти.

А с 2014 года по факту отменены нормы вредных выбросов для промпредприятий.

– Еще более сумрачную картину нам рисуют представители областных структур, открыто говоря, что Дзержинск может лишиться обещанного финансирования на санацию объектов накопленного экоущерба из-за критики со стороны общественников.

– Предмет нашей критики относительно избранных методов и проектов уничтожения объектов экоущерба также находится в законодательной плоскости. В действующей нормативной базе много противоречий. Например, весьма несовершенно законодательство, регламентирующее ликвидацию накопленного экоущерба. Такого рода работа похожа на строительство, но весьма далека от него. Градостроительный кодекс, как известно, регулирует деятельность в области капитального строительства. А если говорить про наши свалки, то по завершении мероприятий, предусмотренных в проектах, объекты исключат из всех возможных реестров. У них не будет балансовой принадлежности. Проще говоря, мы имеем дело не с капитальным строительством, а с ликвидацией. Уже по этому формальному признаку ни один из представленных проектов не вписывается в рамки действующего законодательства. Проектанты пользовались действующими СниПами, которые рассчитаны для объектов капстроительства, а не для образований, которых затем не должно быть в реестрах. Вы, пожалуй, удивитесь, несколько лет назад при разработке проектов ликвидации полигона ТБО «Игумново» пытались даже обойтись без госэкоэкспертизы. А что такое проект без тщательных исследований и моделирования негативных последствий при его реализации? Это огромные риски, это потенциальная бомба! Понимаете, какими угрозами могут обернуться на практике законодательные коллизии.

– Но ведь в нашем случае мы как раз и будем иметь дело с объектами, а их почему-то собрались снимать с учета.

– О чем, собственно, и речь. Фактическое состояние объектов экоущерба вообще не позволяет говорить о возможности их действительной ликвидации. Максимум, что мы можем добиться – консервации, по итогам которой останутся объекты, требующие финансовых затрат. Так, например, полигон ТБО «Игумново», накрытый геопленкой, точно нужно будет обслуживать, хотя бы скашивать древесный самосев, который без этого пустит корни и разрушит весь защитный слой, охранять от «черных копателей», обеспечивать противопожарную безопасность и прочее. Ну а кто будет следить за законсервированным и забытым полигоном? Ответственность ляжет на администрацию города. Хотя бы по формальному, географическому, признаку. На чьей территории находится источник загрязнения, тот и несет за него ответственность. Для этого нужно будет создавать отдельное предприятие с персоналом и спецтехникой.

А это все деньги, и притом немалые. Аналогичных затрат на обслуживание потребуют и шламонакопитель Белое море, и Черная дыра. На деле получается, что продекларированная ликвидация – не решение проблемы, а перекладывание ответственности с одних плеч на другие.

Одновременно создается странная коллизия: придется обслуживать объекты, которых вроде нет, их ведь ликвидируют…

– Бескислородное сжигание, избранное для Черной дыры, также, насколько можно понять, всего лишь ширма в заявленной ликвидации?

– В этом случае опасения сводятся к тому, что на переработку пойдет лишь небольшой поверхностный слой. А большую часть содержимого укроют инертными отходами. Но ведь Черная дыра – это карстовая воронка глубиной 20 метров. А карст, как известно, имеет свойство разрастаться. Поэтому содержимое свалки может распространяться (и уже наверняка распространилось) на необъятные расстояния.

К слову, в 600 метрах от воронки, куда десятки лет закачивали токсические отходы, расположен машиностроительный комплекс «Даниели-Волга». Стоит вспомнить нашумевшую историю, когда пару лет назад заводчане пробурили скважину глубиной 25 метров, откуда хлынул чистый фенол, который загубил рядом расположенное озерцо. Откуда там столько такой отравы? Я думаю, что инцидент с «Даниели» – лишнее свидетельство о весьма обширной географии влияния свалки. Возможно, подрядчики упростили инженерные изыскания с тем, чтобы удешевить проект ликвидации объекта. Но какой же «выхлоп» мы получим в итоге? Скрытую в недрах свалку непонятных размеров, которая продолжит загрязнять грунтовые воды? Почему мы не наблюдаем беспокойства по этому поводу со стороны властей? Как бы там ни было, а со своей стороны как представители единственной в Дзержинске общественной организации, имеющей регистрацию в Минюсте, мы не можем оставаться сторонними наблюдателями в реализации судьбоносных для города проектов. В противном случае мы становимся невольными соучастниками решений, которые сегодня предлагаются со стороны заказчика и проектанта.

– Владимир Федорович, на что вы все-таки надеетесь, когда речь идет о таком крупном куше ценой во весь годовой бюджет Дзержинска? Запущенный каток по освоению несметных бюджетных ассигнований в формате легковесных и весьма спорных технологий, кажется, уже не остановить. Разве кто-то посчитается с вашими замечаниями, претворение которых хоть и обезопасит технологии, но приведет к удорожанию работ и увеличению сроков их исполнения?

– Мы объективно понимаем, что сейчас вся наша критика проектов сродни маханию прутиком навстречу несущемуся на всех парах паровозу. При этом мы вовсе не хотим тщательным анализом проектов остановить федеральное финансирование. Но ведь деньги из центра – не единовременная субсидия, а программное финансирование, разбитое на несколько траншей, перечисление которых растянется на 2-3 года. Так вот, мы надеемся, что на разных этапах реализации проектов можно внести желаемые изменения в выбранные технологии, как-то скорректировать проектную документацию с тем, чтобы добиться действительного, а не фасадного выполнения поручений президента России. А речь в поручениях главы государства, напомню, шла о ликвидации, а не о консервации объектов накопленного экоущерба, которые для Дзержинска, да и для России в целом, как бельмо на глазу.

Кроме того, полагаем, что принципиально важно сегодня видеть нашу невеселую перспективу предстоящей многолетней дорогостоящей «возни» с этими «консервами».