Имя Дарьи Семеновны Столбовой у дзержинцев не на слуху. Трудно найти его в многочисленных книгах, посвященных героическому прошлому Дзержинска. Да и в музейных архивах удалось отыскать одну лишь единственную заметку о ней, и та вышла в заводской многотиражке… А больше – ничего. Но в музее хранится орден Ленина, им в 1942 году наградили Дарью Семеновну, «маленькую Дашеньку», как тогда называли ее, с «грустной» фамилией Несмеянова, которой тогда и было-то всего 24 года…

Сейчас Дарье Семеновне уже девяносто пять… Смотришь на нее – и правда маленькая Дашенька – щупленькая, крохотная. Только взгляд тяжелый, усталый…

Встретила нас с фотокорреспондентом Дарья Семеновна не ласково: «Миленькая моя, что же вы как долго идете, я вас еще вчера ждала…». «Дарья Семеновна, так ведь я позвонила, предупредила, что не смогу…» – начинаю оправдываться и понимаю, что все равно виновата – не оправдаюсь. Не потому отчитывает гостей хозяйка дома, что не рада или в самом деле сердится, а просто потому, что сильно ждала…
Беззаботной, безоблачной жизнь Даши Несмеяновой не назовешь. Фамилия у нее что ли такая невеселая? А может, судьба? Как две капли воды схожая с судьбами миллионов советских людей.

Детство… Было ли оно у маленькой Дашеньки, детство-то? Сейчас помнит одно – сызмальства была на заработках… Как и все, наверное, в то голодное время. Оттого и в школе успела поучиться всего-то два года – до уроков ли, когда животы от голода сводит?

Не было, говорит Дарья Семеновна, такого, чтобы в семье ее кто-то от работы отлынивал – все были трудолюбивые. Нужда заставляла… Помнит, как на земельные работы уходила за несколько километров от родной деревни к «наемщику» Жданову. Помнит, как через два месяца получила от него первую «зарплату» – пуд муки…

Работой маленькая Дашенька никогда не гнушалась, бралась за любую. Голодная ли, усталая – халтурить себе не то что не позволяла, просто не умела. Работала, как могла – из последних сил. Однажды Дашиному отцу так и сказал кто-то: «Девчонка-то у тебя маленькая, откуда только в ней силища берется?!».

Да кто ж ее знает, откуда. Но с любой работой Даша справлялась. Не заладилось у нее только с кирпичной артелью. Вроде и старалась, но у сестры ее кирпичик к кирпичику – каждый как игрушка, а у меня, рассказывает Дарья Семеновна, все как-то вкось выходило, ни то ни се…
Когда Даше было 20 лет, она, как тогда говорили, «завербовалась» – пошла работать на силикатный завод. А спустя год, вместе с односельчанами вернулась в родную Каменку. Дома гостила недолго – снова уехала на заработки: на этот раз на завод Свердлова… О том, что за работа ее ждет, Даша даже не интересовалась, какое там – взяли, и то слава Богу.

Здесь и пригодились Дашины ловкие руки, умение работать, что называется, до упора. Невзирая на усталость, забыв о постоянно мучавшем голоде, с детства привыкшая к ним, со временем Даша Несмеянова, кажется, научилась их не замечать… Хотя голод и усталость были такой силы, что любого мужика свалили бы с ног, не то что крохотную девчонку. На новом месте Дашу сразу определили в четвертый цех, на заливку – снаряжение боеприпасов…

Сейчас, когда Дарья Семеновна рассказывает об этом, она почему-то не говорит о том, было ли ей страшно, трудно… Слушаешь ее и удивляешься – рассказывает так, будто не на оборонном предприятии трудилась, а на конфетной фабрике, как будто на это способен каждый. Вот характер!

А может, только такой – отважной, бесстрашной – и бывает молодость? Не знаю… Пытаюсь представить себя на ее месте и не могу, не получается. Я бы струсила. Почему же не боялась она, Даша Несмеянова? Или так же, как голод и усталость, спрятала в себя поглубже, подальше и это чувство – чувство страха? Ему ведь только дай волю… Лучше уж не замечать…

В Дзержинске Даша поначалу жила на частной квартире на улице Октябрьской. Вернее, снимала здесь угол. Хозяйка, говорит, попалась такая добрая и жалостливая, что разрешала ей ночевать на печке (остальные «квартиранты» спали на полу)… Погреешься на хозяйской печке – вроде уж и не так голодно, вроде и не так грустно, не так одиноко. Ей, Даше, вообще везло на добрых и отзывчивых людей. Кажется, другие ей в жизни и не попадались.

…В считаные месяцы Дашенька Несмеянова так приноровилась к своей новой работе, что со снарядами управлялась без помощников – за ней даже мастера уже не присматривали, знали, что сама справится. Со временем к зарплате за хорошую работу прибавили килограмм хлеба в день. «Хлеб съем, – вспоминает Дарья Семеновна, – а в животе все одно пусто – что ела, что не ела…» Хорошо, к хлебу добавили еще и литерные талоны. На литерный можно было хотя бы пообедать – какая-никакая, а горячая похлебка все-таки лучше, чем хлеб всухомятку жевать.

Когда срок трудового договора с заводом истек и Дашины односельчане готовились уезжать, собралась, было, и она – страсть, как домой хотелось. Да не тут-то было… Как только узнала об этом военпред, первой всполошилась. Собрала чуть ли не все заводское начальство. И всей этой делегацией – прямиком к Даше. «Я как увидела их, вся аж затряслась. Ну, думаю, все, погибла», – вспоминает Дарья Семеновна. Оказалось, высокие начальники пришли к ней, чтобы упросить ее остаться… Это и понятно – другой такой Дашеньки им днем с огнем по всему белому свету не сыскать.

Она и осталась.

Работа ее не пугала, а вот с жильем совсем было плохо… Жить было негде. Своя комната на поселке Свердлова у нее появилась только после войны. А до тех пор приходилось обитать в школе, после дали комнатушку в общежитии на Красноармейской…

Когда началась война, Даша Несмеянова на заводе стала уже своей, родной. «Меня все любили, ни от кого я грубого слова никогда не слыхала», – делится Дарья Семеновна. Еще, бывало, сама прикрикнет на укупорщиков: не задерживайте, мол!

В войну на завод директором пришел Алексей Степанович Цыганков. «Алексея Степановича и его жену Антонину Петровну, как родных, до сих пор поминаю», – говорит Дарья Семеновна Столбова: «Они мне душу давали»…

Бывало, наварит Антонина Петровна похлебки – обязательно в гости зовет. Дашенька отказывается, так они ее чуть не силком за стол сажают – жалели, видать. Да и как было ее не пожалеть. Врач, осматривавшая Дашеньку, все удивлялась: что же ты, молоденькая какая, а кожа – желтая, губы – черные, руки красные. Но просто так ордена Ленина в 24 года не даются. Думала ли она, понимала ли, что совершает подвиг? Знала лишь, что надо победить фашистов. И чувство ненависти к ним было несравнимо сильнее голода и усталости…

Во время войны Даша Несмеянова жила прямо в ставшей к тому времени родной мастерской: норма была такой, что приходилось работать чуть ли не круглыми сутками. За смену три цеха должны были выдать три тысячи снарядов, а Дашенька так приноровилась, что одна умудрялась по пять тысяч выпускать!

«В половине первого ночи мы садилась обедать, поедим – и спать, а полпятого уже подъем», – рассказывает Дарья Семеновна. «Как же вы спали?» «Так и спали – под головой фуфайка, подо мной фуфайка – вот и вся постель…» – рассказывает Дарья Семеновна.

Сложнее, чем проснуться, было разработать руки. За ночь они опухали, становились деревянными. Так что прежде чем приступить к работе, их приходилось, как говорит Дарья Семеновна, «разламывать»: намну их, вазелином намажу, потом на батарее нагрею, спиртом как следует натру – и снова за работу. Такая вот утренняя гимнастика…

Но кто бы ни спросил, как дела, и как бы ни были эти дела на самом деле: «Во!» – всегда показывала Дашенька большой палец.
Орден Ленина ей вручили в декабре 1942-го, как раз за те пять тысяч в смену. Она была первой на заводе Свердлова, кого удостоили этой высокой правительственной награды…

После войны Дарью Семеновну назначили мастером. «Да что вы, я ж неграмотная, какой из меня мастер?!» – попыталась она сопротивляться…
Но надолго здоровья ее не хватило. Однажды стояла у станка и вдруг ни с того ни с сего упала… Это потом врачи поставили ей диагноз: «Лейкемия». А для себя она поняла: все, значит, выдохлась… Так в сорок лет Дарья Семеновна стала профинвалидом. Подвиг ее стране был уже не нужен, а здоровья не осталось. Зато остались трое детей, которых надо было поднимать – муж к тому времени уже умер. Работала прачкой, продавцом, дворником… «От людей пряталась – стыдно было, платком завяжусь, все боялась, что узнают, пряталась – да куда там, все равно узнавали…»

Сейчас Дарья Семеновна плачет только об одном: «Все, с кем я работала, давно умерли, одна я осталась… Бог только меня никогда не оставлял, и сейчас не оставит…».

Сегодня имя Дарьи Несмеяновой как будто «затерялось» в людской памяти. Почему? Может, потому, что она – не единственная, кому совершить подвиг оказалось под силу. Ведь на одном только заводе Свердлова за героический труд во время войны были награждены около двух тысяч заводчан… Но это не значит, что о них можно забыть, правда?

Пока слушала Дарью Семеновну, поймала себя на мысли, что слушать – слушаю, и не то чтобы не понимаю, но только кажется мне, что говорим мы на разных языках. Все, о чем рассказывает моя собеседница, для меня до этого разговора существовало только в учебнике по истории. А тут, знаете, будто живые картинки перед глазами, как документальный фильм посмотрела. И не просто посмотрела – будто просочилась сквозь экранное стекло и оказалась там, куда попасть невозможно в принципе, – в прошлом…

Елена Богомазова