В медиатеку нижегородского центра современного искусства «Арсенал» Лия Аранович пригласила меня на презентацию своей книги «Ракурсы. Письма об Эрьзе». Книга вышла в издательстве «Кварц» при содействии Международного фонда искусств им. Эрьзи. Приглашение я приняла, но решила, что посижу из вежливости полчаса, а потом убегу… дела.

Однако все получилось не так. Завороженная рассказом Лии Азриэльевны о творчестве скульптора Степана Эрьзя, я не заметила, как пролетело два часа.

…Лию Аранович всегда считала, мягко говоря, странной. То она вместе с финскими туристами ошалело носится по Сейминскому могильнику с археологическими идеями, то вдруг ее пробъет книжку написать о заводе «Капролактам», на котором всю жизнь трудилась инженером-технологом, да не просто книжку, а сборник заводских анекдотов. То стихами неожиданно разразится – в багаже у нее 3 изданных поэтических сборника: «Порог», «Контекст», «Вторая производная».

Но, как выяснилось, главная ипостась Лии Аранович – иная. Она – гениальный созерцатель. Любой художник может только мечтать о зрителе с таким тончайшим умением проникать в мир искусства, чувствовать его.

«Все, что у меня есть сегодня, – вопреки обстоятельствам, – говорит она. – Родилась в Ярославле, жили мы с семьей на окраине города, а в 40-м году переехали на Большую химическую. Улицу переименовали из-за соседства с лакокрасочным заводом «Победа рабочих», до революции у нее было красивое название – Большая Предтеченская. Так вот, Большая химическая, наверное, и определила вуз, в котором я должна была продолжить свое образование, – Ярославский технологический институт».

В библиотеке, где Лия была частым посетителем, имелся только один учебник по теплотехнике, а потому в ожидании очереди на получение знаний в области конструктивных особенностей тепловых процессов и аппаратов она листала журналы по искусству. В одном из них наткнулась на разгромную статью о современнике, скульп-торе Степане Эрьзе. Дальше – больше. Очерк Бориса Полевого «Эрьзя» был прочитан уже не случайно. А потом удалось разыскать биографическую книгу о нем Григория Сутеева. Налисталась до того, что, будучи уже на пенсии, написала искусствоведческую книжку о творчестве «Русского Родена», как называли в начале ХХ века парижские газеты скульптора Степана Эрьзю.

Где ты бродишь, ярославский мамонт?

Из воспоминаний о детстве Лии Аранович: «Когда мне было 3 года, мы шли с мамой, держась за руки, к трамвайной остановке, у которой было странное название «Выемка». Мама мне объяснила так: с этого места рабочие вывозили песок. Но удивительно не это, а то, что в процессе работы они наткнулись на громадного мамонта. Его останки увезли в геологический музей Московского университета. В память об этом событии в Ярославле осталась лишь гора выкопанного грунта и название «Выемка».

Поэтому, когда Лия Аранович приезжает на родину, ее не покидает чувство, что где-то в окрестностях Ярославля бродят мамонты.

Первый «искусствоведческий» опыт у нее состоялся в 6 классе, когда она написала сочинение по картине Крамского «Незнакомка». Тогда она еще не была в Третьяковке и не видела оригинала. Ей хватило репродукции, чтобы вдохновиться шедевром.

Позже диплом инженера-технолога привел ее в союзную столицу большой химии – Дзержинск. Искусство – это, как правило, фантазия, а химия реальна, осязаема, ощутима. Она для Лии была зеркалом мира.

Из книги заводских анекдотов Лии Аранович «Как мы дошли…»:«…схема очистки метановодородной фракции была изящна и остроумна». «Химию надо чувствовать кончиками пальцев, – вздыхал наш бывший сотрудник Нисневич, позже – зав. отделом Хайфского техниона, – у наших (их) студентов автоматы, компьютеры, а вот живьем все потрогать у них не получается…

Мы трогали. Живьем…» Лики Моисея

Когда выпускница Ярославского технологического переехала в Дзержинск, оказалось, что до родины Степана Эрьзя – Саранска – рукой подать. Выгадали с друзьями-москвичами два праздничных выходных (тогда была шестидневка) и поехали в Мордовский музей изобразительных искусств имени любимого скульптора.

Но каково было разочарование путешественников, когда выяснилось, что у музейщиков общие с ними выходные. Музей был закрыт. Однако жители Саранска – народ доброжелательный. Разыскали смотрителя музея и любопытство ценителей искусства из Дзержинска удовлетворили, открыв доступ ко всем запасникам.

Вот тогда-то на нее и глянул «Моисей» Эрьзи, которого по праву считают вершиной творчества мастера, одним из лучших его творений. Эта работа приходится на тот период творчества скульп-тора, когда тот жил и работал в Аргентине. Скульптура выполнена из священного дерева индейских племен, обладающего множеством достоинств: высокой прочностью, причудливыми наростами, красотой фактуры на срезе. И название у этого дерева причудливое – альгарробо (бросай, ломай топор). Дерево нежное, как железо, – так поэтически говорил про него Степан Эрьзя.

По мере того как Лия Аранович исследовала скульптуру с разных точек: двигалась вокруг, поднималась на лестницу, чтобы узреть вид сверху, а работа стояла в центре зала на полу, она открыла множество ликов и лиц, присутствовавших в «Моисее». В каждом повороте, изгибе дерева возникали духовно и физически мощные образы, которые вобрал в себя Моисей. Кто-то больше замечает вздувшиеся вены на лбу старого пророка, а другие – испещренный письменами лоб.

Во время посещения саранского музея в запасниках Лия увидела еще одну работу Эрьзи – деревянную дощечку с черточкой. Название дала сходу – Отверзание уст. Крайний минимализм, сродни тому, который присутствует в фигурных гальках древних людей, когда две горизонтальные черточки означают, что фигурка смотрит, а одна вертикальная – дышит. Так и произведения скульптора Эрьзи. Будто и не искусство это вовсе, а явление природы.
 
Тот скульптор, что ставит глаз

Тогда Лия и обнаружила у Эрьзи необыкновенный вкус к детали, величайшую многовалентность творца. С этого момента и возникла ее влюбленность в чародея резца Степана Эрьзя, воплотившаяся позднее в книжку «Ракурсы. Письма об Эрьзе (Неизвестный Эрьзя)».

Когда приятельница Лии тоже собралась в Саранский музей, она попросила ее прихватить с собой фотоаппарат и сделать несколько снимков «Моисея» с разных ракурсов, чтобы запечатлеть все многообразие его ликов.

Лия Азриэльевна признается: «Только стихами можно выразить то, что создано Эрьзей. В книге мне хотелось показать многоаспектность, многозначность и многогранность его скульптуры». Фотографии скульптуры, снятые в разных ракурсах, подтверждают это.

Качество произведения равно количеству ассоциаций, которые оно вызывает, – такую вот химическую формулу вывела инженер-технолог.

В Советском Союзе было две прижизненных выставки ее любимого автора: в 1954 и в 1976 годах. Лия Аранович попала на вторую. И это было в ее жизни событием.

У тех, кто вырос вдали от столицы и не избалован путешествиями, отношение к музеям и выставкам особое. Вот и Лия Аранович всегда осознавала, что у нее больше не будет возможности увидеть ту или иную экспозицию, а потому жадность, с которой она поглощала увиденное, поразительна.

Хозяева медиатеки «Арсенала» саму Лию величают артобъектом – за нетипичную биографию, за ее отношение к искусству и жизнь в искусстве.

Знаете, были люди, которые иронически хмыкали над ней: мол, кто она такая, чтобы писать об искусстве в целом и об Эрьзе в частности? Лия же считала и считает, что у нее есть такое право. И это право ей дает любовь и уважение к божественному дару мастера.

Я тоже так думаю: Лия Аранович заслужила право написать книгу о Степане Эрьзе.

Марина Никонова