Елена Туманова
Родилась и выросла в Дзержинске. В 2012 году с отличием окончила филологический факультет ННГУ им. Лобачевского. Обладатель гран-при межрегионального конкурса «Молодой литератор». Координатор проектов «Русский для всех», «Тотальный диктант» и «Библионочь» в Дзержинске.

 

 

После четвертой сардельки Барсик решил уйти из искусства. Он слез с подушки, на которой крестиком была вышита «Девушка с жемчужной сережкой», и решил податься в науку – то есть вздремнуть на хозяйском ноутбуке.

Нелегко было быть котом доктора филологических наук – Барсик, по крайней мере, этой участи не желал никому. Ну ладно еще хомячком аспиранта юриспруденции. Ну, допустим, канарейкой кандидата наук факультета электрофизики. И даже шиншиллой доцента кафедры термодинамики – еще куда бы ни шло. Но кот доктора филологических наук…
Впрочем, и нет почетнее в стране другого имени.

Своему доктору филологических наук, к тому же еще и профессору, Барсик посвятил лучшие годы своей жизни. Правда, сначала профессор еще не был ни доктором, ни профессором, но Барсик все равно его любил и милостиво принял в свои объятия, зная, что только под его, Барсика, чутким руководством будущий профессор станет профессором настоящим.

 

Барсик холил его и лелеял, позволял будущему профессору спать на Барсиковом широком диване, был в трудные минуты рядом – особенно в ночь перед защитой диссертации. Никто и не догадывался, каких неправедных трудов стоило лежать на скучной книге то ли Томашевского, то ли Шкловского, то ли Жирмунского, то ли всех сразу – только чтобы хозяину потом было приятно и тепло взять ее в руки. Барсик выкладывался в полную силу, не ожидая при этом даже тени благодарности. Доктору филологических наук прощалось все: и то, что он забывал утром почесать Барсика за ушком, и то, что он, ненароком задумавшись, покупал в магазине докторскую колбасу вместо молочной.

Так, действительность и профессор были к Барсику весьма беспощадны, но в высшей степени интеллигентный кот все терпел.

К современной действительности, кстати, Барсик относился снисходительно, хотя не безучастно. Он был в оппозиции действующему режиму (либералам, правда, тоже не симпатизировал), не стеснялся открыто выражать свои взгляды, а после реформы образования и вовсе нагадил на портрет национального лидера, улыбавшегося во весь рот с первой полосы федеральной газеты. Барсик был уверен, что, будь у него чуть больше свободного времени, из него получился бы видный общественный деятель, но должность профессорского кота не оставляла возможности уйти в политику.

Одно лишь обстоятельство жизни выбивало Барсика из колеи. К профессору в гости постоянно приходили люди. И если с доцентом кафедры зарубежной литературы Барсик был хорошо знаком и даже испытывал к нему некоторого рода симпатию, то с остальными посетителями отношения складывались напряженные. Особенно с посетительницами. И уж тем более с теми, кто, загостившись, занимал Барсиково спальное место – не где-нибудь, а на диване рядом с профессором.

 

Что характерно, Барсик при этом выдворялся на кухню и запирался там до утра. Несмотря на то что хозяин за Барсика даже и не думал вступаться, Барсик, как кот в высшей степени интеллигентный, не мог себе позволить отомстить хозяину фееричным битьем фарфоровых кружек, стоявших здесь же, на злополучной кухне. Так, мнение о женском поле в целом и его представительницах, общавшихся с профессором, в частности, у Барсика сложилось крайне негативное.

Некоторые из них, к слову, настолько осваивались в принадлежащем Барсику пространстве, что спустя определенное время начинали открывать входную дверь своими ключами, и тогда Барсик чувствовал себя особенно униженным.

 

Слыша, как щелкает ключ в замочной скважине, Барсик, по своему обыкновению, вальяжно шагал к двери, но каким же бывало его разочарование, когда вместо родных хозяйских ботинок в квартире оказывались инфернального вида каблуки. «Курьи ножки» какое-то время топтались на коврике, пока их обладательница размышляла, куда повесить мокрый зонт, а Барсик спешил забаррикадироваться на любимом диване.

Самые предприимчивые даже собирались выйти за профессора замуж (профессор, как и интеллигентный кот, был еще молод и привлекателен), но хозяин, к счастью Барсика, пока что держал оборону.

На фоне подобных потрясений, случавшихся теперь регулярно, у Барсика развился невроз и пристрастие к алкоголю (настойка валерианы лекарственной то и дело исчезала из домашней аптечки), и профессорский кот уже всерьез подумывал о том, чтобы найти себе квалифицированного психотерапевта, но все как-то не решался.

Сон на ноутбуке был недолгим: Барсик услышал в прихожей голос профессора и счел благоразумным ретироваться. Хозяин почему-то не поощрял крепкий и здоровый сон в высшей степени интеллигентного кота на своем рабочем столе. Но когда профессор вошел в комнату, Барсик понял, что хозяину снова не до него. Хозяина сопровождала новая особь женского пола, правда, не пышная брюнетка и не длинноногая блондинка, как это было обычно, а рыжее курносое существо – таких профессор называл студентками. Они появлялись редко и практически никогда не собирались замуж за профессора, их вообще ничего не интересовало, кроме написания диплома.

Тем не менее делить хозяина не хотелось ни с кем. Ни с брюнетками, ни со студентками.

Барсик с вызовом улегся на диван, всем своим видом давая понять, кто здесь власть. Но курносая, которой уже было предложено присесть, выгонять Барсика не собиралась. Наоборот, погладила его по животу. «Нас не проведешь, знаем мы ваши льстивые штучки», – щурился Барсик на курносую. Она погладила его еще раз, и Барсик разволновался – не слишком ли он потолстел за последнее время, не пора ли на мясную диету?

Руки у курносой были прохладные, но приятные. Барсик заставил себя не урчать, а когда профессор и курносая стали говорить о влиянии Юнга и Фрейда на русскую литературу начала двадцатого века, вообще с презрением ушел на кухню промочить горло. В прихожей, кстати, не оказалось инфернальных каблуков, а оказались белоснежные, какие-то даже вкусные на вид кроссовки. Жаль, что профессор в последнее время практически не покупает кроссовок, как раньше (свежекупленные, они всегда нравились Барсику), – не подходят кроссовки к профессорским пиджакам.

Ностальгия по былым временам накрыла Барсика, прежде чем он дошел до своей миски с водой. Как же здорово жилось, когда хозяин еще не был профессором, когда к нему в гости ходил только доцент с кафедры зарубежной литературы (да и тот еще доцентом не был), когда хозяин раз в год непременно покупал кроссовки, а главное – уделял Барсику такое количество времени, что интеллигентный кот не чувствовал себя заброшенным и одиноким. Пусть сардельки тогда были тоньше, зато хозяйской любви было вдоволь. Ведь в служении профессору Барсик видел смысл всей своей жизни, но профессор, очевидно, все меньше и меньше нуждался в Барсике, и от одной только мысли об этом можно было умереть.

Барсик беззвучно лег рядом с миской и приготовился умереть прямо сейчас, но на кухню вдруг зашла курносая. И опять погладила интеллигентного кота, даже потрогала ему нос (в другое время Барсик бы счел это бесцеремонным). «Ваш кот не заболел?» – тихо и тревожно спросила она потом профессора. «Сарделек наверняка объелся. Ничего с ним не сделается», – был ответ.

На следующий день курносая вместе с первой главой диплома принесла передумавшему умирать Барсику кошачьих консервов. Барсик был возмущен таким неприкрытым подкупом, но, отменно поужинав, не стал придираться.
В течение недели профессорского кота ласково подзывали к себе и баловали то резиновой мышкой, то лавандовой подушкой, то снова консервами. К Барсиковому сожалению, курносая оставалась лишь на пару часов и потом уходила вместе со своими кроссовками. Зато и брюнетки с блондинками перестали появляться у профессора. Вдохновленный, Барсик твердо решил посвятить курносой главу в своих мемуарах и начать со слов: «Я помню чудное мгновенье: передо мной кроссовки вдруг…».

Курносая все увереннее рассуждала о Юнге, приносила к чаю вареную сгущенку, обаятельно смеялась, и Барсик уже готовился добровольно уступить ей свое спальное место на диване, ежевечерне убеждаясь в правильности своего выбора и в грядущем переустройстве всей их с профессором жизни. Но однажды перед уходом курносая как-то особенно печально погладила Барсика между ушей. На следующий день на столе профессора оказалась дипломная работа курносой с оценкой «отлично», а вечером очередная брюнетка открыла дверь своими ключами.

Барсик еще долго убеждал профессора вернуть курносую обратно, приводил пространные логические аргументы, апеллировал к здравому смыслу и высокой нравственности, но профессор, не отрывая взгляда от «Фейсбука», лишь ласково говорил: «Чего размяукался? Иди сюда, почешу за ушком».