«Еще ребенком мне пришлось пережить все ужасы войны. Отголоски тех страшных лет до сих пор присутствуют в каждом дне жизни. Поднимаю в небо голову и в птицах, парящих там, вижу немецкие самолеты…

Моя семья тогда жила в деревне Шпынево Борского района. Вся деревенская жизнь запомнилась мне тяжелой, невыносимой для подростка работой. Я была довольно высокого роста. Таких направляли в загон, чтобы таскать мешки с трапа. Одна несет мешок, другая поддерживает его сзади. Иначе не осилить, упадешь. Мешки с овсом и рожью были легкими, с пшеницей и гречкой – еле подъемными. А потом мы еще продолжали работу на поле.

Когда же пришла война, работы всем еще прибавилось –  и взрослым, и детям. Помимо обязанностей по уходу за урожаем и скотом в деревню присылали материал, из которого девушки должны были вязать для фронта носки, перчатки, варежки, шить гимнастерки. По осени приходилось сушить на печи картошку, морковь и свеклу, которые также шли на фронт. На нужды армии крестьяне отдавали, что называется, последнее. А сами картофельные очистки толкли в ступе, а затем выпекали лепешки.

Нашему Борскому району во время войны пришлось пережить не один налет авиации. Чтобы защититься от бомбежек, в деревнях рыли землянки. В два-три часа ночи, как правило, начинались эти бомбардировки. Мы к этому времени уже были одеты. Прятались в землянки, а наутро очищали крыши своих домов от земли и осколков. Как говорят, в нашей деревне до сих пор на колхозных полях и в пруду лежат неразорвавшиеся бомбы.
Главной целью тех фашистских налетов было уничтожение борского железнодорожного моста, но сделать этого им не удалось. В деревнях стояли расчеты с прожекторами. Как только в небе слышался гул вражеских самолетов, наши врубали прожекторы и слепили немецких летчиков. Мы жили всего в восьми километрах от железнодорожной станции. Прекрасно помню эти налеты. До сих пор, как голову подниму, вижу в небе немецкие самолеты в ореоле прожекторов.

После войны, когда восстанавливалась страна, тоже было несладко. Для села наступили голодные годы. Пекли хлеб из всякого мусора. Помню, пришли к нам как-то представители райисполкома, чтобы проверить наше житье-бытье, а у нас буханка ржаного – твердого, как гиря. Сжалились над нами тогда, выписали 16 килограммов муки. Вот так и жили. Все в деревне ходили со вшами, надо было мыло покупать, а денег ни у кого не было.

Бывало, пошлют в выходной нас, девчат, молоко нести от Шпынево до Караулова. Это семь с половиной километров. Так пешем и шли с ведрами по 25 литров на коромыслах. А еще торф вручную добывали, чтобы колхозные здания отапливать. Использовали для топки и дрова. За ними нужно было съездить за 8 километров. Возили сначала на быках, лошадей не было. А что за извозчики эти самые быки, вы себе даже не представляете. Бывало, увидит корову, да так заскачет, что и дрова все растеряет, и сопровождавшего едва не угробит. Поэтому за дровами приходилось ездить на буренках.

А вот чтобы вспахать собственный огород (а угодья в деревнях были по 45 соток), скотину деревенские щадили. Пахали мы на себе, лошадей нет, коровы измучены, быки заняты. Соберемся в три дома, одним огород вспашем, картошку посадим. На следующий день в таком же составе работаем на другом участке. И так день за днем, пока все не перепашем и не высадим.

Немудрено, что молодые тогда стремились в город.

Сейчас уже и не верится, что все это было, что такие тяжелые времена пережила наша страна, весь наш народ. Надо, наверное, все это испытать самому, чтобы научиться ценить мирное время.