«ЗА ГРАНИЦЕЙ. «ШПАЧЕЧЕК-ПАН»

…В первых числах июня наш 25-й танковый корпус отправился походным порядком на юг – через Австрию в Венгрию, чтобы сменить там войска 2-го Украинского фронта: они спешно грузились в эшелоны. Впоследствии мы узнали, что они отправились «воевать Японию», с которой уже три года с переменным успехом воевали наши союзнички американцы, – ну никак им было не обойтись без нас!

Выехали полковой колонной из Тшеботова на юг. Встали в маленькой деревушке, ожидая сосредоточения всего корпуса: его части разрозненно мотались по западу Чехословакии, «спроваживая» остатки немецких войск в сторону американцев, да и тех оттесняя, чтобы не лезли в глубь страны.

Мы с Федей Варламовым расположились в доме довольно большого хозяйства: большущий двор, в нем – хлев на несколько коров, курятник и т.п. Комбаты устроились где-то отдельно. Я сразу пошел к хозяйке относительно «дополнительного питания». Однако не шибко: хозяйка – пожилая, костлявая, здоровенная чешка – достала «амбарные» книги и доказала мне, что все, что производится в ее хозяйстве, законтрактовано и полностью куда-то забирается, так что и себе ничего не остается. Перед домом на улице была скамейка, на ней – молочный бидон, подъехала телега, забрала бидон, возчик расписался в книге. Я понял, что тут ничего не выйдет.

Появились две девчушки – хозяйкины племянницы, лет по 10-11, белобрысые, худенькие и длинноногие. Они, разинув рты, широко раскрытыми глазенками восторженно разглядывали нас с Федькой, еще бы: у них в доме – победители-освободители, которых везде встречают «на здаром»! Они пытались потрогать только что появившиеся на нас золотые погоны и пощупали ярко блестевшие голенища новых Федькиных сапог. Потом потащили нас за руки показывать свои достопримечательности: торжественно открыли большую клетку с ручным говорящим скворцом, он спокойно вышел из клетки, потянулся крыльями сикось-накось и проскрежетал нечто похожее на «На здар».

Девчушки – их звали Стефка и Сташка (Стефания и Станислава) – наперебой объяснили что это – «Шпачечек-пан» («господин скворушка»), что он – герой всевозможных детских назидательных историй, вроде нашего Петушка, помните? «Дети, в школу собирайтесь, Петушок пропел давно». Мы, конечно, спросили насчет «пивка» – они повели нас за руки через всю деревню к корчме на перекрестке дорог, причем из-за калиток нас все приветствовали, и девчушки сияющие всем отвечали за нас.

В корчме попробовали отменного пива – пена желтоватая, шапкой, вернулись за посудой. Взяли ведро, после обеда (в своих подразделениях) принесли ведро пива, устроились в довольно хорошем помещении (стол, кресла), принесли из батареи аккордеон – уселись пировать, а закусывать-то нечем, спросили у девчушек, у них тоже нет. Через некоторое время приходят, посоветовались со своим Шпачечеком, говорят: «Тетка рано ложится спать. Помолится, ляжет – вечером все найдем». Начало темнеть, прибегают со связкой ключей, ведут нас в подвал, там – настоящий холодный склад. Мы набрали яиц, сметаны зачерпнули, тонким слоем (чтоб не заметно) отрезали ветчины, а вместо хлеба взяли плитками какой-то прессованный комбикорм для скота – все под руководством девчушек. Они заперли за нами подвал и попрощались: «До ютра, до завидження, ибо «Шпачечек-пан ржека: рано в кровать – рано вставать».

Мы разгулялись вовсю: пили пиво, запивали сырыми яйцами, наигрывали по очереди на аккордеоне кто что мог, подпевали при этом, были уверены, что никто нас не потревожит – комбаты тоже где-то устроились своей компанией, а начальство приказало отдыхать. В конце концов заснули среди ночи в креслах у стола. Вдруг (всегда все «вдруг») расталкивают нас сразу два посыльных: «Полчаса вас ищем, тревогу сыграли, колонна уже на шоссе, комбат ругается!». Прибежали в темнотище, бегу вдоль своих машин, кричу на ходу: «Люди все?». С каждой отвечает командир расчета: «Все, уже все проверили». Комбат не успел нас отругать: двинулась колонна, и довольно быстро.

Рассвело, на остановке бегу вперед (я еду на последней машине, а Федя – на первой, с комбатом), спрашиваю: «Аккордеон у тебя?». Он: «Нет, мол, у тебя». То есть оставили мы хозяйке в счет оплаты хороший трофейный, а главное – батарейный, общественный аккордеон. А война окончена, и трофеишек больше не будет. То-то память для девчонок с их Шпачечек-паном! Уже потом в Венгрии (стояли в Кечкемете) мы с Федей поднакопили деньжонок и купили для батареи аккордеон, чтоб никто не сказал, что вот лейтенанты пропили общественный инструмент. А я на нем стал учиться по-настоящему и получил первые уроки у Яноша Кекеши – пианиста, бронзового медалиста международного довоенного конкурса в Нью-Йорке. Вот кто Шопена играл неповторимо!

ВЕНГРИЯ. СОМБАТХЕЛЬ

Двинули быстрым маршем на юг, гашековские наименования: Ческе Будейовице, Табор (проезжали его вечером – здесь как не было войны: освещение на улицах праздничное, молодежь у кинотеатра толпится, на нашу колонну с удивлением поглядывают). Незаметно, ночью въехали в Австрию, мост через Дунай, ранним утром, едва рассветало, по окраине обогнули Вену, остановились на окраине Винер-Нойштадта, расположились над ручьем – чистейшая вода весело бежит с недалеких Альп. В тот же день получили деньги – шиллинги. Рядом с нами вдоль ручья – громадный сад – черешня, и уже начинает созревать. У меня к тому времени появилась настоящая фуражка, набираю в нее черешню, и тут откуда-то возникает пожилой мужик, жестами показывает, мол, «цап-царап нельзя», я ему даю деньги – не берет, я в конце концов бросил ему под ноги сколько-то шиллингов и ушел ускоренным шагом: война здесь уже давно окончилась, как бы скандала не было. Через пару часов вдоль нашего ручья идет этот австриец с двумя девицами в праздничной одежде – белые расшитые переднички – несут огромные корзины крупной спелой черешни, меня разыскивают. На всю батарею хватило. Так и запомнился нам Винер-Нойштадт этой черешней.

В ту же ночь двинули дальше на юг, в Венгрию. Оказалось – недалеко. Небольшой венгерский город Сомбатхель (можно перевести как «Субботний базар») – чистенький, целенький, рядом Австрия. Деревни по границе с двойными названиями: Рехниц – по-австрийски, Рохонч – по-венгерски. В Рехнице встали наши танкисты, а мы – вся артиллерия – встали лагерем километров в 10 к юго-востоку от Сомбатхеля, вдоль речки Раба – замечательное место, настоящий курорт, и лето, и нет войны. Вдоль речки – большой сосновый лес, тянется километров примерно два на два…
…У нас в корпусе, при штабе был духовой оркестр, который почему-то оказался «бесхозным». Наш командир выпросил его себе, и теперь утренний развод на занятия, физзарядка и развод караулов, как в добрые старые времена, проходили под оркестр, а все мероприятия по распорядку дня начинались и кончались по сигналу трубы. Кроме оркестра в полку объявились еще музыканты: два скрипача и пианистка – жена (или ППЖ) начальника штаба капитана Семенова – он был до войны оперным певцом – тенором. Образовался целый театр, поставили (по памяти, без единой бумажки!) оперетту «Свадьба в Малиновке».

Неделю репетировали с шумом и хохотом, потом сделали, составив два грузовика без бортов, сцену на поляне впереди лагеря, подальше от него, чтобы дежурного не беспокоить. Половина полка попросилась в массовку – деревенских баб играть, каждый сделал себе из нательных рубах юбки, платки и т.п. Сыграли несколько раз, уточняя и улучшая, причем стал собираться уже весь лагерь – и из других полков, стали приходить и люди из деревень: мадьяры очень отзывчивы на музыку, которая здесь гремела до поздней ночи. Пришла целая делегация, чтобы их пустили смотреть.
В воскресенье, сразу после обеда, устроили настоящее представление, пригласив и жителей из ближайшей деревни Альшоуйлак. Пришло много народу, даже из австрийской деревни, они расположились на поляне двумя отдельными группами – мадьяры и австрийцы, посреди каждой группы стоял переводчик (в прошлую войну у нас в плену был) и громко переводил. Причем те и другие иногда просили остановить действие, чтобы разобраться, что к чему. Было много хохоту при разборе сцены, где Папандопуло читает текст удостоверения – пришлось каждое слово объяснять, да еще на два языка, что означает «у доску свой»!

…Это было первое послевоенное лето, еще не было приказа-обращения товарища Сталина: «Находясь за рубежом родной земли, будьте особенно бдительны»; для всего населения мы были если и не освободителями, то хотя бы победителями, никто специально не запрещал нам с местными общаться, к лагерю, конечно, никто из них не подходил и близко, но мы понемногу стали знакомиться…»

Продолжение следует…