В двадцать лет он оказался в самом пекле Великой Отечественной войны. Тяжелое ранение, длительное лечение в госпиталях и вердикт врачей: к строевой службе годен ограниченно. Несмотря на это, вся жизнь Александра Ивановича Самарина связана с Вооруженными Силами СССР, военно-патриотическим воспитанием юношества. Он прошел путь от лейтенанта до подполковника. В мае ветерану-фронтовику исполняется 100 лет.
В танковом училище
Александр Самарин родился 22 мая 1920 года в Бутурлинском районе. После окончания семилетки, подростком отправился в Горький учиться в специальном училище оборонной промышленности дизельной отрасли на отделении обработки металла резанием. С третьего курса паренька призвали в Красную армию. Военный комиссар был суров: «Поедешь учиться в Саратовское танковое училище. Не поступишь – отправим служить на север, в Берингов пролив». Александр поступил. Учеба напряженная, требования жесткие. Будущие командиры изучали более двадцати предметов: устройство автобронетехники, двигатель, трансмиссию, боевую часть, уставы, инструкции, огневую подготовку… В череде спецпредметов – уроки этикета и танцев. Танцевать учились на плацу, в клубе на вечерах, под духовой оркестр, с приглашением студенток местного сельхозинститута. Однако чаще будни курсантов проходили в двадцатикилометровых марш-бросках с полной выкладкой, преодолением водных преград.
Испытание войной
В то воскресное утро 22 июня 1941 го-да курсант Самарин стоял в карауле по охране училищных объектов. На посту он услышал страшную весть – война! И уже в 6 вечера около шестидесяти курсантов 3-го батальона танкового училища, экстренно получивших звание лейтенанта, экипировали, построили на плацу. Утром следующего дня новоиспеченных командиров пароходом отправили на Сталинградский тракторный завод – получать новые танки Т-34. После недолгих испытаний и обкатки на заводском танкодроме зачитали списки сформированных экипажей, составленных из бывших курсантов училища. Александр Самарин в числе лучших был назначен помощником командира роты в составе 102 танковой дивизии 204-го танкового полка, а по совместительству командиром танка. В начале июля в срочном порядке погрузились на железнодорожные платформы, и эшелон отправился в смоленском направлении к месту боевых действий против немецкой группы войск «Центр», в состав которой входили отборные части противника. Спустя несколько суток состав разгрузили в поле, и более 50 км машины шли своим ходом. На ночевку расположились в лесочке. «Только вылез из люка – услышал щелчок, почувствовал боль в ноге. Снял сапог – он полон крови. Сначала не понял, что случилось». Оказалось, неподалеку от места стоянки танкистов затаился вражеский снайпер. Бойцы выследили «кукушку», стащили с дерева. Так, 28 июля 1941 года лейтенант Самарин получил первое ранение. К счастью, оно было легким, после короткого лечения танкист вернулся на передовую.
Второе ранение
Самарину пришлось повоевать на разных танках: тяжелых КВ-1, легких БТ-7 и средних Т-34. Среди них, конечно, «тридцатьчетверка» – лучшая. Крепкая броня, большая проходимость, на вооружении – два пулемета Дегтярева, 76 мм пушка… «Однако у легендарных машин первых выпусков и недостатков вскрылось немало, – вспоминает ветеран. – Например, на бронемашинах не было командирской башенки. А это означало, что командир ничего не видел вокруг. Бывало, материшься, пытаешься углядеть через перископ с примитивной оптикой, откуда бьют?! К тому же командир «тридцатьчетверок» первых выпусков – еще и наводчик орудия. Постоянно отвлекаешься от наблюдения за обстановкой, не можешь полноценно командовать действиями своего экипажа». Дальнейшая фронтовая судьба не благоволила лейтенанту. Под натиском превосходящих сил врага 102-я танковая дивизия отступала с кровопролитными боями к Москве. «Трое суток шел бой, – вспоминает Александр Иванович, – 14 августа 1941 года поступил приказ: взять высоту. Я произвел по огневым точкам несколько выстрелов. Вдруг удар по танку, он крутанулся на месте. Разбило гусеницу. Двигатель заглох на середине реки.
В тот же момент перед глазами вспыхнула молния вроде электросварки, что-то делается с моими руками. Они были подняты, поскольку я наводил перископ, а внизу танка расплывается что-то красное, огненное. Невероятная боль пронзила все тело, от крови промок комбинезон. Стало ясно, немец ударил подкалиберным снарядом и пробил броню. Надо выскакивать! Как открыл верхний люк – не помню. Помню, как пламя ударило по лицу и острой резью полоснуло по глазам. Выполз из люка, скатился на крыло, под прикрытием танка добрался до берега. Траншеи забиты телами убитых.
Санитары-мужики помогли добраться до перевязочного пункта. Положили меня на подводу, повезли в полевой госпиталь. Едем по лесу – кругом стрельба. Парень-возчик сбежал, пытаясь укрыться от пуль. Лошадь хорошо знала дорогу, сама довезла. В госпитале – в шалашах и палатках – сотни раненых. Думаю – пропаду, помощи не дождусь! Тихонечко пополз, лег возле хирургической палатки. Меня заметила медсестра, пожалела – ведь молодой совсем, сказала хирургу. Тот распорядился, положили меня на операционный стол. А там конвейер, времени отмачивать засохшие бинты нет, как дернут – искры из глаз и кровь из раны хлещет. Сквозь туман в голове слышу лязг медицинских инструментов, запах медикаментов, крови, стоны и проклятья раненых.
Многие в бреду, еще идут в атаку, матерят фашистов. «Ну, парень, держись!» – говорит мне доктор. Вытащил осколок из плечевого сустава. Второй – из-под лопатки. Третий – у края легкого – не смог. Перевязали, перенесли в шалаш из еловых веток. Лежим вплотную – один к одному. Руку невыносимо ломит, голова кружится. Обезболивающие делала медсестра. Так в полубреду прошло больше полутора суток. Над госпиталем пролетел вражеский самолет-разведчик и вскоре началась бомбежка. Кто мог из раненых, разбежались кто куда. В шалаше осталось только трое лежачих, в том числе и я. Мне повезло: среди нас оказался полковник, позже за ним прилетел санитарный самолет, эвакуировали вместе с ним».
Звание – офицер
Потом начались долгие скитания по эвакогоспиталям. После лечения медики сделали заключение: «Ограниченно годен. Направить для прохождения службы в тыловые воинские подразделения». Александр Иванович преподавал в Ульяновском танковом училище, обучал командиров танков в учебном полку Забайкальского военного фронта… Там нашел свою судьбу – Клавдию Трофимовну, медсестру хирургического отделения госпиталя, в конце 1944 года они поженились. В мирное время Александр Иванович не оставил военной службы. Менялись места, но неизменным оставался армейский быт: казарма, съемные квартиры, караулы, полевые учения, марш-броски…
И все эти годы Самарин находился в родной ему армейской стихии, честно отдавая офицерский долг Родине, получив за многолетнюю добросовестную службу правительственные награды: орден Красной Звезды, орден Отечественной войны II степени, медаль «За боевые заслуги», медаль маршала Г.К. Жукова… По долгу службы объехал Советский Союз – от Карпат до республик Средней Азии. Ушел в отставку в 1960-м. Выбрав Дзержинск постоянным местом жительства, посвятил себя обучению юношей военному делу. В полную силу его педагогический талант раскрылся в техникуме им. Красной Армии. Там свои умения, душу вкладывал в подготовку студентов к достойной службе в рядах Советской армии, являя собой пример лучших качеств советского офицера. Ныне подполковник в отставке А.И. Самарин встречает свою сотую весну. И не печалится, что годы летят. Ведь прожиты они не зря! В великий день Победы, как прежде, возьмет он в руки любимую гармонь, и польются песни, берущие за душу, напомнят собравшимся за праздничным столом сыновьям, внукам, правнукам и праправнукам о далекой победной весне.
Станислав Шальнов
