Шло время, положение усугублялось, наши войска несли большие потери, а фашисты захватывали города и села, с фронтов все чаще стали приходить похоронки.

Помню нашу соседку, тетю Лену Желтову. Это была женщина с добродушным и в то же время твердым характером, все ее уважали и все же побаивались. Она работала уполномоченным нашего поселка, а значит, была представителем власти. Грамотных людей в то время было мало и к тете Лене обращались с просьбами, как разрешить тот или иной вопрос, написать заявление. У тети Лены была внучка Вера. Она работала почтальонкой, разносила письма, а похоронки приносила сама тетя Лена. Многие женщины, увидев ее, уходили с улицы домой и ждали, когда тетя Лена пройдет мимо – боялись получить похоронку из ее рук.

Однажды вечером мы увидели соседку на улице и решили последить за ней, к кому она пойдет. Тетя Лена свернула в переулок, где жила Горбачева Анастасия со своими четырьмя детьми. Муж у Анастасии был на фронте. 

Войдя в калитку, тетя Лена начала разговор издалека, но интуицию не проведешь. Взглянув на тетю Лену, Анастасия все поняла, она громко зарыдала, упав на землю и держа в руках похоронку. На ее крик прибежали дети, облепили мать со всех сторон, плакали и что-то кричали. Рядом стояла тетя Лена, у нее не было слов. Мы тоже стояли поодаль и смотрели, это было страшно. Но таких случаев было много.

Вот и в наш дом пришла беда. 25 марта 1943 года погиб отец, а через полтора месяца, 5 мая, умерла от голода и болезни моя младшая сестренка Валечка, ей было всего два с половиной годика. Нас осталось трое. Мама целыми днями пропадала в поисках работы, чтобы как-то нас прокормить, а мы ходили в лес, на реку, искали что-нибудь поесть, но кроме щавеля и дикого лука в наших желудках ничего не было. Вечером голодные, загоревшие, как негритята, возвращались домой.

Положение на фронте ухудшилось. В один из летних дней, находясь на улице, мы услышали звук самолета, он летел вдоль Сеймовского затона на низкой высоте и быстро приближался к нам. Мы сразу определили, что это не наш. Мы увидели летчика, а он – нас. Немец выпустил длинную очередь поперек улицы, чтобы нас напугать. Мы, конечно, разбежались, но продолжали за самолетом наблюдать. Он подлетел к железнодорожному мосту и бросил бомбу, но в мост не попал, взрыв прогремел в нескольких метрах от него. Развернувшись, самолет полетел в сторону мельзавода. Подлетев, он бросил бомбу. Раздался мощный взрыв и завод загорелся. Мы до поздней ночи стояли и смотрели на огромное пламя. Люди пребывали в панике. Враг приближался, но это было не самое страшное.

Был страшный голод. Мама искала работу безуспешно, и несколько дней подряд приходила домой голодная и уставшая, ничего не заработав. Мы лежали и уже не просили еды, только молча плакали. Маму было жаль: в 30 лет из молодой красивой женщины она превратилась в старуху. Прошло много лет, но до сих пор вспоминаю с болью в сердце, каково было маме смотреть на своих умирающих детей. Она не знала, что делать.

Однажды случилось чудо. Время было к ночи, кто спал, кто дремал. Мама встала с постели и вышла во двор. На улице было темно и тихо. Потом мама рассказала: «Я сама не знала, куда иду и зачем. Но подойдя к деревянному мосту через речку Сейму, увидела в воде медленно приближавшийся белый предмет. Подумала, что это пена. Взяла на дороге камешек и бросила вниз, он не утонул, а остался лежать на поверхности. Тогда, спустившись вниз, я увидела в реке мешок муки. От неожиданности оторопела, не зная, что делать. Очнувшись, взяла мешок за угол и оттащила подальше – вниз по течению, вытащила из воды и спрятала в кустах, забросав травой и хворостом».

Мама прибежала домой и рассказала, что с ней произошло. Мы сняли с подушек наволочки и отправились на реку. Частями перетаскали муку домой. Мама напекла лепешек, и мы впервые за много дней наелись чистого хлеба.

А время шло. Наступил 1944 год – переломный период в войне, когда в сводках стали появляться радостные известия о победах наших войск. Люди стали улыбаться. Приближался конец войны, и к нам на Сейму стали пригонять много военнопленных. Они ходили на работу под конвоем, мы относились к ним с недоверием. Вскоре их расконвоировали и они стали свободно ходить по улицам. Многие из них были хорошими специалистами: строителями, механиками, электриками и другими. Мы многому у них научились в профессиональном плане. У нас не было ни злобы, ни ненависти, и они к нам хорошо относились. Мы выучили немало немецких слов, а они – русских. Если не понимали, то общались с помощью мимики.

Расскажу один случай. У нас у крылечка сломалась лесенка из 4 ступеней, и я пригласил двух немцев, объяснив, что нужно сделать. Они все поняли, нашли во дворе сосновые бревнышки, обтесали их с двух сторон, продолбили пазы для ступеней, собрали, закрепили и поставили на место. Прошло много времени, а эта лестница служила нам не один десяток лет. Военнопленных кормили два раза в день, а у нас нечем было их отблагодарить за работу. Они очень страдали, что нечего было курить. Тогда мама отдала им две большие пригоршни махорки. Они были очень довольны. Сели наши работники, покурили в удовольствие и, откланявшись, ушли. Вскоре прогремел Парад Победы и всех военнопленных реабилитировали. Они небольшими группами стали уезжать домой, в Германию. Перед отъездом наши знакомые пришли попрощаться, поблагодарить за гостеприимство. Мы радовались за них и пожелали доброго пути, ведь у них тоже были жены и дети.

Прошло 75 лет после окончания войны. Мне исполнилось 82 года, но я никогда не забуду это страшное время. Хочется, чтобы наши дети и внуки никогда не испытали того, что выпало на нашу долю. 

А может быть, тот мешок муки спас нам жизнь от голодной смерти? Кто знает, может и так, лишь бы не повторилось. Все, конечно, можно простить, но забыть – невозможно.