Некоторое время назад по соцсетям разлетелась информация о дзержинце Александре Комарове – участнике специальной военной операции на Украине, который сейчас проходит реабилитацию в госпитале после ранения. Журналисты «Дзержинского времени» связались с земляком, и Александр согласился пообщаться, рассказать о службе на передовой и поделиться впечатлениями. – Александр, в какой момент появилось решение отправиться в зону СВО?
– За развитием ситуации на Украине начал следить еще с 2014 года. Трагедия в одесском Доме профсоюзов, когда, по сути, заживо сожгли людей, гибель детей на Донбассе от артобстрелов и бомбежек, расстрелы мирных жителей – говорить тяжело обо всех зверствах, что учиняли украинцы против своего же народа.
Наверное, тогда появилась и начала постепенно расти уверенность, что нужно туда ехать и помогать. Нельзя оставаться в стороне, когда уничтожают самое святое и беззащитное – детей. Окончательно решил ехать после объявления Россией специальной военной операции (СВО).
Завершил все свои дела в Дзержинске и 1 сентября отправился на территорию СВО, ни родным, ни знакомым не сказав о своем решении. Воин не говорит – он делает. Да и не смог больше я находиться в стороне от происходящего. По сути, и украинцы, и русские, и белорусы – исторически всегда были одним народом. А тут такое…
– Вы в отличной физической форме, энергичны, всегда на позитиве и вам 55. Были ли вопросы в военкомате?
– Документов потребовали собрать много, но к возрасту не придирались. В зоне СВО много бойцов старше меня. Например, со мной в госпитале лечатся добровольцы, которым уже 60.
Вообще, желающих отправиться на Украину достаточно. Берут практически всех, но потом все равно кого-то домой возвращают по состоянию здоровья. В этом плане мне повезло – здоровьем Бог не обидел.
1 сентября меня направили на Автозавод, где находится пункт отбора на военную службу по контракту, оттуда – во Владимир, а уже потом на военном самолете – в Белгород и далее в село Солоти Валуйского района Белгородской области. Это то самое место, где совсем недавно во время занятий по огневой подготовке с мобилизованными открыли огонь по личному составу.
Там 2-го сентября я подписал краткосрочный контракт с Министерством обороны. Выдали обмундирование – форму, бронежилет, каску, автомат и отправили на подготовку, вспоминать, так сказать, срочную службу. А «срочку» я проходил механиком-водителем танка в Польше. И ничего другого, кроме как службы танкистом, для себя и не планировал. Надо отдать должное советской системе военной подготовки и тогдашним командирам, – знания в нас вбивали крепкие и на всю жизнь. Поэтому подготовка для отправки в зону СВО лично мне по большому счету была не нужна, вспоминал кое-что по мелочи. Но надо так надо, в армии приказ – превыше всего, иначе это уже не армия.
– В какой район направили после подготовки?
– Через три дня подготовки нас отправили в самую гущу событий – в Изюм – на передовую. Не успел приехать и тут же получил боевое крещение: четыре «прилета» снарядов буквально в каких-то 100 метрах от меня. Даже глазом моргнуть не успел, не то, чтобы испугаться. Вообще если говорить о страхе, то больше опасался плена или увечья, чем смерти.
В нашу задачу входил обстрел неприятеля, «выбивание» его живой силы. Обстрелы давали хороший результат: разведка докладывала о больших потерях противника.
В Изюме я не пробыл и суток – вечером пришел приказ выдвигаться на оборону Лимана.
Проделав 100-километровый марш по ночным дорогам и пересеченной местности, расположились в лесу, не доезжая несколько километров до города. В ожидании следующего приказа двое суток ночевали под открытым небом. Но погода стояла теплая. К тому же нас снабдили бушлатами, теплыми штанами, «пенками», спальниками.
День танкиста – 11-го сентября встретили в лесу перед Лиманом, а 12-го въехали в город и разместились в частном секторе…
– Занялись обустройством военного быта?
– В целом бытовые условия были терпимые. Еду готовили на костре или на печке, конечно, имелись сухпайки. Так что на питание не жалуюсь. А наличие бензогенератора решало все проблемы с электричеством.
Земля там плодороднейшая, чернозем мягкий, как творог. Виноград кругом растет, грецкие орехи. Мы смеялись, что черенок от лопаты воткнешь, он и расцветет.
Все поля там засеяны: колосится рожь и пшеница, созрели подсолнухи. Но никто не убирает, потому что все заминировано.
Много было работы с техникой: погрузка-разгрузка снарядов, загрузка боекомплекта в танк, заправка техники.
– Какие задачи перед вами стояли в Лимане?
– Как в Изюме, в Лимане наша задача состояла в обстреле позиций неприятеля. Разведка докладывала о 10 000-й группировке противника на подступах к городу. Много в рядах украинцев было наемников – негры, поляки, другие иностранцы. Российская же военная группировка была небольшой. В шутку нас называли «300 спартанцев» против кратно превосходящих сил противника.
Ранения, которые получали наши бойцы, были, в основном, осколочные, от прилетов снарядов. Гибли тоже, как правило, от осколков.
Наши действия также наносили неприятелю существенный урон. Поэтому на рожон противник не лез, держался на расстоянии. Боялся погибнуть? Конечно, только дурак на войне не боится. Будь то украинцы или наемники – все они люди, получают свою зарплату и хотят живыми вернуться домой, чтобы потратить деньги. Но по натуре они очень жестокие. Я с бойцами кошек и собак местных подкармливал, а они над трупами издевались. О какой человечности, каких сострадании и жалости к этим людям можно говорить? Да и людьми-то их язык не поворачивается называть.
– Как получили ранение?
– 27-го сентября выехали на очередное задание по обстрелу украинских позиций. И нарвался мой танк на диверсионно-разведывательную группу (ДРГ) противника. Если по-простому, то ДРГ – это обычный пикап, в который установлено оружие, например, крупнокалиберный пулемет и гранатометы.
В нас выстрелили и попали в переднюю часть танка. Меня на какое-то время оглушило. На сколько я отключился, не могу сказать – время в такие моменты сжимается.
Сразу почувствовал боль в спине, в голове, плече и правой ноге. Повалил дым внутри танка. Внутренняя связь с экипажем оборвалась, так как взрывной волной оторвало наушник. Я не знал, что с экипажем, поэтому самостоятельно принял решение выбираться из сложившейся ситуации.
В триплексе в танке заметил какие-то силуэты, не знаю, что это было, возможно, оружие перезаряжали. Боль от ран куда-то ушла, одномоментно собравшись и сгруппировавшись, я за считанные секунды развернул танк на 180 градусов, резко взял в сторону и начал отходить. Вот где пригодились все знания, когда-то полученные во время «срочки» и отработанные до автоматизма в критических ситуациях. Второй снаряд противника пролетел мимо и приземлился, где только что стоял мой танк. По бокам от танка прогремело еще два взрыва, но никакого урона они нам не нанесли. ДРГ нас преследовать не стала, близко к российским позициям неприятель не приближается.
Выйдя из-под обстрела, проехал несколько километров и остановился на позициях нашей пехоты. Пехотинцы помогли экипажу выбраться из танка, оказали первую помощь. Наводчика контузило, насчитали в спине два осколка. Мне, видимо, больше всех досталось, тоже контузило, пять осколков, да еще ожоги. Из танка пехотинцы, помню, меня долго доставали – люк заклинило. Пришлось, собрав последние силы, эвакуироваться самостоятельно через люк в полу танка.
Самое главное, мне удалось сохранить машину и экипаж, а здоровье в госпиталях подлечим. Мне тогда пехотинец Илья из Костромы очень помог: обработал и перевязал раны. Потом уже, в октябре, я узнал, что он погиб. Хоть и знакомы были едва, но тяжело переживаю эту утрату.
Вообще война сближает людей. Мы все там собрались из разных уголков нашей страны и видели друг друга впервые, но в то же время было такое чувство, что знакомы всю жизнь, как будто мы – одна семья.
– Из леса вас эвакуировали. Знаю, лечились не в одном госпитале…
– Пришлось покочевать по госпиталям. Был в Луганской народной республике, в Санкт-Петербурге. Лечили ожоги, извлекали осколки, правда, один так и остался: врачи опасались его доставать. Потом направили в Нижегородскую область на реабилитацию. Нижегородский госпиталь, кстати, стал уже седьмым по счету. Пока переезжал из госпиталя в госпиталь, два раза меня успели «похоронить». «Сарафанное радио» работает хорошо. Конечно, самые близкие в моем окружении знали, как обстоят дела. Очень благодарен за поддержку моему хорошему другу – депутату Гордумы Дзержинска Сергею Чендырину, который навестил меня в одном из госпиталей.
Государство тратит на лечение раненых огромные деньги. Кроме того, приходит большое количество гуманитарной помощи. Как и многие здесь, получал письма от школьников. Большое спасибо всем ребятам, которые пишут бойцам. Такая поддержка бесценна.
– Сейчас период реабилитации, а что дальше?
– Сейчас долечиваюсь и прохожу реабилитацию. Сначала надо восстановить силы, а уже потом планировать будущее. Одно могу сказать точно, что ни минуты не жалею о своем решении участвовать в СВО. Как бы пафосно это ни звучало, но наш президент и верховный главнокомандующий, по моему мнению, принял правильное решение, начав специальную военную операцию. Потому что нацизм и фашизм, возродившиеся на Украине, однозначно нужно уничтожить.
Редакция «Дзержинского времени» от души желает Александру Комарову скорейшего выздоровления и возвращения домой.
Оксана Орлова
