В эти дни все наше внимание и вся наша признательность отданы ветеранам-фронтовикам – участникам Великой Отечественной войны. Это правильно и справедливо. Но… как бы это сказать… не совсем правильно и не вполне справедливо. Потому, во-первых, не совсем правильно, что это внимание и признательность обращены к нашим славным ветеранам ТОЛЬКО в эти дни, а не в течение всех 65 лет, прошедших после Победы. И потому, во-вторых, не вполне справедливо, что все эти 65 лет, можно сказать, совсем забыты ветераны-труженики, день и ночь, в холоде и голоде ковавшие оружие для ветеранов-фронтовиков. И каким образом, скажите на милость, мог бы состояться подвиг ветеранов-фронтовиков без бессмертного подвига тружеников тыла?

В истории Великой Отечественной войны был период (между июнем 1941-го и февралем-мартом 1942 года), когда такие кузницы оружия, как Горький и Дзержинск, были не просто городами, создающими оружие, а ЕДИНСТВЕННЫМИ городами, делающими тот или иной вид вооружений или материалы для его изготовления. От таких городов тогда, собственно, и зависела судьба нашего Отечества. Потом – во второй половине 1942 года, когда на эвакуированные с запада заводы заработали на Урале и в Сибири – стало полегче. Но это было потом…

Здесь я хочу рассказать о трех – всего трех! – подвигах дзержинцев, имевших решающее значение для достижения нашей общей Победы.

ПОДВИГ ПЕРВЫЙ – ИПРИТ

На той великой войне химическое оружие не применялось. А не применялось оно потому, что его применение сделал невозможным именно Дзержинск. Фашисты были готовы его применить – на то они и фашисты. Но они знали, знали со всей определенностью, что если они только «капнут», их фатерланд просто зальют по самые уши боевыми отравляющими веществами. Но досталась эта победа Дзержинску очень высокой ценой.

Цех № 3 по производству иприта был закончен строительством на «Заводстрое» (ныне «Капролактам») в 1939 году. Проектировался он под руководством Н. А. Гольдберга. Он же был назначен первым главным инженером этого завода. Но тут наступило потепление между гитлеровским рейхом и сталинским Советским Союзом, и цех № 3 приказано было переоборудовать под выпуск цивильной продукции. А с началом войны – новый приказ: в цехе № 3 срочно наладить выпуск иприта. И то, что в мирной обстановке можно было спокойно настроить цех на надежную работу, теперь делалось в судорожной спешке. Отсюда – куча недоработок и ошибок. А иприт – он ведь убивает не только врагов. С тем же успехом он убивает и травмирует своих изготовителей. И вот вам жуткая статистика:

За второе полугодие 1941 года официально зарегистрировано 765 поражений работников цеха № 3.

За 1942 год – 2397 поражений.

За 1943 год – 494 поражений.

За первое полугодие 1944 года – 135 поражений.

Конечно, поражение поражению рознь. На одного только капнет (что тоже очень болезненно), а другого и обольет, что тоже случалось нередко.

В этом цехе работали недоучившиеся студенты технологических вузов Москвы, Ленинграда, Украины. Большинство из них не дожили до Победы. Мы не располагаем надежными данными, сколько из этих «пораженных» погибло. Но речь, дорогие мои товарищи и господа, идет о сотнях. Они вымирали и после Победы. Один из них – замечательный инженер, ученый и человек Залман Смолян – начальник этого цеха. Кстати, именно при нем число пораженных резко сократилось. До нынешнего 65-летия со дня Великой Победы дожили считаные единицы – хватит пальцев на руке, чтобы их сосчитать. Кто сегодня помнит об этом подвиге? А ведь они своим подвигом не допустили (вдумайтесь, люди!) химической войны.

ПОДВИГ ВТОРОЙ – ЧЕРНОРЕЧЕНСКИЙ НАПАЛМ

Существует легенда, что знаменитая горючая смесь для борьбы с танками изобретена Стронгиным и Климахиным, от чего и получила марку «КС». Это здорово не так. Эту смесь создал московский ученый Кузьмин и условно назвал ее «смесью Кузьмина – «КС».

В самые первые дни войны на Чернореченский химический завод пришло правительственное задание: срочно организовать производство самовоспламеняющейся горючей жидкости «КС». Что Кузьмин получал в колбе, чернореченцам предписывалось производить в промышленных масштабах. За ОДНИ сутки(!) проектировщики под руководством Н. А. Симулина и Ю. Г. Ардашева разработали и выдали проект установки. Собирали ее бог весть из чего. Руководил организацией производства главный инженер завода А. И. Рукавишников. Уже в июле установка заработала. Первым начальником установки был назначен А. С. Парилов.

Опыта работы с подобными веществами почти не было, а спешка при создании установки была великой и при неусыпном пригляде представителя Государственного Комитета Обороны (ГКО). Мудрено ли, что при таких обстоятельствах, да при такой субстанции как «КС», начались взрывы, выбросы и пожары. Первый такой случай произошел уже в августе 1941 года. Сгорели три человека – слесари Теребилин и братья Александр и Владимир Балашовы. Парилова арестовали и (простите за каламбур) «парили» в Горьковской тюрьме десять месяцев, пока не пришли к выводу, что вины на нем нет. Далее выбросы и возгорания стали делом обычным. Стояли наполненные водой ванны. Происходит очередной выброс. Факелом горящий человек шмыгает в ванну, вылезает и (если не сильно обожжен)…продолжает работать.

К осени выяснилось, что смесь Кузьмина на холоде застывает, и самовозгорание не происходит. Тут к проблеме подключился могучий талант главного химика завода Г. М. Стронгина. Он со своими сотрудниками находит способ сделать «КС» незамерзающим. Теперь эта жидкость называется «КСТ» – то есть «КС» термическая.

У меня нет сведений, сколько человек сгорело насмерть на этой установке. Достоверно мне известно, что через год – в августе 1942 года – сгорели заживо начальник смены Хватков и лаборантка Баскова. Однако обожженных считали десятками. Некоторые носили страшные шрамы пожизненно. Я не знаю, кто из них дожил до 65-летия Победы.

А в грозной битве под Москвой из 1700 наступающих на столицу танков 1300 было сожжено чернореченским напалмом. Это ли не подвиг, сияющая слава о котором не должна померкнуть в веках? Да вот что-то не сияет. И что-то не очень сегодня вспоминают этих обожженных героев-чернореченцев.

ПОДВИГ ТРЕТИЙ – КАРБАМИД

Карбамид (или, если вам угодно, мочевина) впервые в нашей стране был получен в 1936 году усилиями и талантом выдающегося инженера-чернореченца Василия Владимировича Святухина и его не менее талантливых сотрудников. Сделать это (да еще в 1936 году) было очень не просто. Однако сделали, и к началу войны установка давала чуть более одной тонны карбамида в сутки.

Карбамид сегодня более известен как высокоэффективное удобрение. Менее известно его применение для производства пластмасс в виде кабамидно-формальдегидных смол, из которых получали карболит. Сегодня выбор пластических материалов большой, но тогда карболит был едва ли не единственно известной пластмассой. А без пластмассы не взлетит самолет, не сдвинется с места танк, не выстрелит пушка.

Итак, единственная в СССР установка карбамида могла производить около 500 тонн в год, а правительство потребовало срочно довести объем производства до 5000 тонн – удесятерить мощность! При этом никаких ресурсов для реализации такой задачи не выделили. А ведь это очень сложное производство: высокая коррозионная агрессивность среды, высокое – до 220 атмосфер – давление в реакторе и т. д.

Святухин кое-что приспособил и интенсифицировал. Но где найти во время войны, когда почти вся промышленность еще на колесах и только еще едет к месту будущей дислокации, возможность изготовить реактор для давления более 200 атмосфер?

И тут Святухин узнает, что в осажденном Кронштадте после бомбежки прямо у причальной стенки полузатонул линкор «Марат». Три носовых ствола его главного калибра оказались под водой и больше громить врага не могут. Но ведь эти стволы – именно то, что надо для изготовления реактора. И Святухин добивается через ГКО командировки в осажденный Ленинград. Святухин получает бумагу, что он уполномочен демонтировать с линкора две пушки и сопровождать этот груз в г. Горький. Василий Владимирович проникает в Ленинград по «дороге жизни» – через Ладогу. Он добивается аудиенции у Жданова – всесильного «хозяина» Ленинграда. Его переправляют в Кронштадт, где он вместе с водолазами обследует пушки линкора. Затем два ствола демонтируются, грузятся на сани, по «дороге жизни» переправляются через Ладогу и по железной дороге доставляются в Горький, где на заводе «Двигатель революции» обрабатываются по чертежам В. В. Святухина. И в начале 1942 года установка карбамида начинает действовать. Пушки главного калибра балтийского линкора продолжали бить врага чернореченским карбамидом. Это ли не бессмертный подвиг?

Эти легендарные реакторы еще и по сей день должны находиться на территории завода, если их в наше лихое время не своровали на металлолом.

Я рассказал всего о трех подвигах воюющего Дзержинска. Всего о трех. А ведь здесь (и только здесь) делали синильную кислоту и изопропиловый спирт, а из них – пуленепробиваемое оргстекло. Здесь (и только здесь) делали для нашей авиации жуткую отраву – тетраэтилсвинец. Шутники называли это производство «фабрикой дураков». Здесь (и только здесь) делали в первые месяцы войны аммиак – исходный компонент для производства взрывчатых веществ. Да и сами ВВ делали здесь и начиняли ими боеприпасы. Много, очень много чего делали здесь – в воюющем Дзержинске. Чем вам не город воинской славы?

Есть такой слоган: «Никто не забыт, и ничто не забыто». К сожалению, забыты многие, и многое забыто. И сколько еще – сверх 65 лет – понадобится, чтобы, наконец, уравнять по всем статьям подвиги фронтовиков с подвигами воюющих тружеников тыла?

Саак КАРЬЯНЦ