Встреча с Борисом Сергеевичем Галкиным получилась спонтанно, в перерыве между выступлениями участников конкурса «Щит России», жюри которого он возглавляет уже третий год. Он оказался очень общительным, открытым, каким-то по-домашнему уютным человеком, тактичным и мудрым собеседником. Таков Борис Галкин в жизни – актер, режиссер, певец, настоящий мужчина.

Думали спросить его о ролях в фильмах «В зоне особого внимания», «Мужской талисман», «Мы из будущего», о семье и увлечениях. Однако разговор сразу перешел в совсем иное русло, и мы беседовали обо всем подряд: о современной России, проблемах молодежи, патриотизме, друзьях и родных.

– Борис Сергеевич, по традиции всех гостей нашего города мы спрашиваем о впечатлениях от него…

– Я не первый раз в Дзержинске. Вчера вечером получилось прогуляться по городу, через парк дошел до набережной… Такая благодать – немного людей, мало машин, тихо, спокойно. Такой атмосферы очень не хватает жителям больших городов.

Я очень хорошо понимаю историю Дзержинска, потому что жил в похожем городе, который в свое время был закрытым, – городе Жуковском. После того как Дзержинск потерял статус закрытого и, в общем-то, перестал считаться одним из российских центров промышленности, он, конечно, понес финансовые убытки, но при этом избавился и от определенной суеты, постоянного надзора вышестоящих инстанций. Наверное, это неплохо.

– Борис Сергеевич, вы известны по ролям в фильмах военной и патриотической направленности. Откуда такой интерес именно к этой теме?

– Наверное, это пошло еще из семьи. Ведь все, буквально все мои родные прошли через войну, она коснулась каждого. Бабушка жила в блокадном Ленинграде, работала на заводе, делала снаряды по 14 часов в сутки, поэтому получала на 125 граммов больше хлеба, чем остальные. И на всю жизнь я запомнил ее фразу: «Борь, если бы я не работала, то точно умерла». Вот такое было поколение.

Дедушка всю жизнь воевал. Был поручиком царской армии. Он принял советскую власть, но из-за его дворянского происхождения, да еще и немецких корней, эта власть всю жизнь вила из него веревки. К несчастью, его пограничную заставу в самом начале войны в упор расстреляли немцы, он попал в плен, два раза бежал, второй раз успешно. Он вернулся только в декабре 1945-го и где был все это время до сих пор неизвестно. Потом вся семья жила под куполом страха. Я тогда был совсем мальчишкой 4-5 лет, но очень хорошо это помню.

Отец воевал и в Отечественную, и в финскую войну, был связистом. Мама была санитаркой, ушла на войну в 17 лет. Девушка она была статная, крепкая, стреляла из четырехствольного пулемета по самолетам. И поскольку к медицине она относилась с предубеждением, вместо того чтобы лечить раненых ее отправляли «пострелять».

Когда я просил родителей и деда рассказать о войне, все они всегда молчали как партизаны. И это практически все, что мне удалось у них узнать.

Еще я хорошо помню однополчан отца, они часто приезжали к нам. 9 Мая был соборным праздником, таких не было ни на Новый год, ни на дни рождения. Но постепенно этот праздник сходил на «нет» и стал исключительно семейным.

А что касается сегодняшнего времени, то у меня очень много друзей: и воевавших, и ныне служащих. На самом деле, мне кажется, что время и государство неадекватно оценивает сердечное стремление многих из них искренне служить Отечеству. Мы никакая не меркантильная держава!. Нам пытаются пристроить модель корысти: «делай сам, делай для себя, будь эгоистом, покайфуй, давай оторвемся». К нашей сущности это не имеет никакого отношения. И когда сейчас говорят, что нет идеологии, то есть нет давления на личность, то я считаю, что давление есть, да еще какое. Самая страшная идеология – та, которая вырывается из сложившихся стихийно человеческих отношений. А стихийно они складываются, когда «я все могу купить и все могу продать». Это страшная философия, которая может привести государство к полному нивелированию, крушению всех ценностей.

– Но ведь государство сейчас старается больше внимания уделять патриотическому воспитанию, принимаются соответствующие программы…

– Да, это все замечательно. Но ведь нужна не только политическая воля, но и политическая сила воли. Вводят патриотические программы? Так ведь это популизм, открывание рта. А вот я вам приведу конкретный пример. Храм преподобного Федора Студита в центре Москвы, где крестили Суворова, века простоял. Святыня? Конечно. Так вот некая фирма, богатенькие ребята отхапали часть его территории и поставили забор, который упирается в западный вход, практически замуровав его. И теперь, вопреки православной традиции, прихожане вынуждены входить в храм с северной стороны. Скажите мне, это оскорбление святыни? Так вот это происходит сплошь и рядом, и мы никак не можем добиться правды. Какой уважающий себя гражданин Европы или Азии позволит другим или уж тем более себе оскорблять свои святыни?

Молодежь, к сожалению, это видит и часто примыкает к армии богатеньких жуликов…

(полный текст статьи читайте в газете “Дзержинское время” за 18 июня 2009 года)

Записала Марина Ипатова