«Слава Богу…» – подумалось мне тогда, когда я совершенно случайно обнаружила на сайте 1-й городской больницы информацию о том, что в Дзержинске открылось паллиативное отделение. Одно время, может быть, помните, в нашем городе действовал хоспис. Было это давно и недолго. Больница для безнадежных, неизлечимых, она предназначалась в основном для онкологических больных и существовала фактически за счет энтузиастов. Оттого, надо сказать, и закрылась – у медицинского учреждения такого профиля без поддержки со стороны государства шансов выжить никаких.

И тут вдруг такое известие. Однако событие прошло для города абсолютно незаметно. Никаких тебе высоких гостей, никаких поздравлений, подарков, красных ленточек и шаров. Да, собственно, и открытия как такового не было.

2 февраля 2015 года – всего лишь официальная дата начала работы в пырской больнице № 6 отделения для паллиативных пациентов, помочь которым медицина уже не в силах – остается только утешать и обезболивать. На самом же деле, как рассказывает ныне заведующий паллиативным отделением детский врач по специальности Валерий Александрович Фролов, с такими больными его учреждение работает уже, наверное, лет десять. Добавляя при этом, что отделение паллиативной помощи, которое действует при пырской больнице, – это все-таки не хоспис. И путать эти два понятия не надо…

Пырская больница № 6, где кроме обычных пациентов лежат еще и паллиативные, на больницу не очень-то похожа. Деревянная избушка, покосившийся деревенский дом – даром, что в два подъезда и два этажа… Была бы, может, из кирпича, так и в свои шестьдесят с хвостиком покрепче могла быть, а так… От одного ее вида тоскливо становится. Госучреждение издалека выдает разве что российский триколор, кажущийся каким-то слишком уж жизнерадостным на фоне обветшалого здания. «Вот, кажется, она?» – показываю фотографу и по совместительству редакционному водителю в сторону больницы, хотя сама сомневаюсь и глазам не верю. Но свежая, ярко-зеленая вывеска: «Государственное бюджетное учреждение Нижегородской области…»  все-таки заставляет остановиться возле хлипкого дощатого забора – значит, на месте.

Первые несколько секунд стоим перед зданием в раздумье. Куда дальше – непонятно. Перед нами два крыльца – настолько старые, что страшно ступить – вдруг не выдержат? Может, ими в целях безопасности уже давно никто не пользуется, а заходить на самом деле нужно с обратной стороны? Однако изумрудно-зеленые человечки, в тон вывеске, знаки «Выход» и «Вход» (как символ уже начавшихся и обещание предстоящих обновлений) все же обнадеживают и заставляют нас сделать несколько шагов в сторону здания.

С первого раза открыть дверь, которая, кажется, когда-то была небесно-голубого цвета, не получается. Но фотографу дверь поддается, и мы в конце концов оказываемся в посетительской. В этой маленькой комнатке – ни души. Пусто, тихо. Видимо, посетители здесь бывают нечасто – ждать некого и некому… Поэтому, покружив с минуту возле стендов и медицинских бюллетеней, снова выходим во двор. Соседняя дверь привела в теплую, пахучую комнату, похожую на столовую. Здесь по-хозяйски озабоченные тетечки, суетливо гремя посудой, объяснили: «Здесь кухня. К Валерию Александровичу – через соседнюю дверь»…

Снова возвращаемся в посетительскую и отсюда, нерешительно блуждая под приземистыми потолками, по хрустким деревянным пролетам лестниц, как воры или шпионы, крадемся по коридорам больницы – не хочется беспокоить больных тоскливым скрипом половиц и стуком каблуков. Да и жутковато это – идти по старым чужим коридорам, не зная, куда в конечном итоге попадешь. В одной из палат открыта дверь: замечаю, как, опершись о кровать руками, на пол сползает пожилой мужчина. Показалось даже, что у него нет ноги, вместо нее культя… Резко отворачиваюсь – стало стыдно и страшно. «Почему же никто не кричит, не стонет, не плачет?» – крутилось в голове. Мне все казалось, что именно так должно быть в больнице, в которой лежат паллиативные пациенты – больные без надежды. Однако везде было на удивление тихо – почти та же тишина, какая встретила нас в посетительской. Шумно и суетливо здесь оказалось разве что рядом с раздатком у столовой, и то недолго. Пациентов здесь немного – до реорганизации в стационаре было 35 коек, сейчас их почти вдвое меньше – 20, больше половины которых заняты больными паллиативного отделения…

Тогда еще была надежда…

Доктор Валерий Александрович Фролов оказался большим, громогласным, простодушным дядечкой. Таким, каким может себе позволить быть только, наверное, главврач сельской больницы. В его кабинете все также по-деревенски просто. Из современного – разве что ноутбук и сейф, отсюда Валерий Александрович, предлагая нам с фотографом чаю, достает коробку конфет…

Рассказывать о житье-бытье своей больницы начинает, не дожидаясь журналистских вопросов, – тоже по сегодняшним дням большая редкость среди докторов. Видимо, наболело…

«Мы ведь думали, что нас в этом году закроют – больница старая, ждать нечего… А нас вот пожалели. В феврале у нас официально открылось паллиативное отделение – это и спасло, наверное. Хотя мы таких больных лет десять лечим. Вернее, поддерживаем, вылечить-то их уже нельзя.» «У нас не только стационар, у нас и поликлиника есть. Вернее, была. Сейчас она называется амбулаторией. То здание более или менее хорошее – работает с 90-х годов. Там у нас и терапевт, и педиатр, есть процедурный кабинет, перевязочный, есть клинико-диагностическая лаборатория, зубоврачебный кабинет. Вообще, есть все, что нужно», – немножко хвастает он.

«В июле прошлого года нас объединили. Поликлиника № 1 – это как бы наш центр, к ней присоединили поликлинику № 3, наши амбулаторию, стационар, врачебную амбулаторию Бабино и еще поликлинику горбатовскую, кажется. Получилась вроде как целая больница, теперь все вместе мы – больница № 1. А на всю больницу один стационар, наш, пырский, на 20 коек – 10-дневного отделения, 10 – паллиативной помощи. Когда-то коек было 35… Но через шесть месяцев после объединения их сократили. Идет же оптимизация здравоохранения, вы знаете, да?»

«А что, эти койки были не нужны?» – интересуюсь у Валерия Александровича.

«Вообще, они всегда востребованы… И того количества, что было до оптимизации, мало было бы, если учитывать, сколько учреждений объединилось и сколько за каждым из них пациентов закреплено, что уж про оставшиеся 20 коек говорить…»

«Прокатилась» хорошенько оптимизация и по самому Валерию Александровичу – в июле прошлого года он перестал быть главным врачом пырской больницы, хотя до этого почти тридцать лет руководил медучреждением. «Я как бы уволился. И стал заместителем главного врача Ольги Витальевны Крупиной, она у нас сейчас одна главная на все объединившиеся поликлиники. А я стал ее замом. Так мы с ней договорились.» Будучи начмедом, исполнял функции главного врача – тридцатилетняя привычка, никуда не денешься. А с января 2015 года сократили и эту, новую для него, должность. «Не знаю, почему, у нас опять как бы провели реструктуризацию», – делится Валерий Александрович. Тогда же ввели должность заведующего отделением паллиативной помощи, в этой должности и работает бывший главный врач больницы Валерий Фролов сегодня. «Вывес-ку на кабинете только не успели сменить, так что не обращайте внимания», – смеется доктор.

Несмотря ни на что, сейчас, считает Фролов, «стационар начал вставать на ноги». Приходит оборудование – «все хорошее, новое». «Ничего сверхсложного», но все-таки и тому, что дают, здесь рады. Недавно прислали новые функциональные койки – сейчас их в стационаре уже пять, то есть ровно половина от того количества, что нужно для паллиативных больных, но до сих пор и этого не было. Приобрели топчаны, столы, инвалидные и санитарные кресла. Получила больница и электроотсос – для оказания неотложной помощи. «Неотложную помощь мы оказывать обязаны, но у нас нет отделения реанимации, тем не менее спасательные манипуляции мы должны проводить. Начал, скажем, больной задыхаться, в легких у него слизь, в этом случае электроотсос просто незаменим». А что будет делать медперсонал, если больной, не дай бог, начал задыхаться по другой причине? Чем поможет?

«Есть у нас койка с противопролежневым электрическим матрасом. Вчера буквально нам еще на 500 тысяч оборудования предложили. Сейчас отбираем, что надо, что нет. И в течение месяца, максимум до нового года, мы будем обеспечены им полностью», – говорит Фролов.

«Может, логичнее было бы начинать с ремонта здания самой больницы? Вы подсчитывали, сколько нужно на ремонт?» – задаю Валерию Александровичу встречный вопрос. «Да кому эти цифры мои нужны?» – раздраженно замечает заведующий паллиативным отделением и с ностальгией вспоминает те времена, когда пырскую больницу опекал «Химмаш». «Тогда еще была надежда – у нас ведь и проект реконструкции, и все было», – делится Фролов.

Сейчас, если что в больнице и делается, то только своими силами – «тут подмазали, тут подмарафетили». Правда, такого ремонта хватает ненадолго – деревянная избушка все равно «разъезжается». «Чтобы здание сохранить, надо фундамент менять», – со знанием дела говорит Фролов. Хотя мне почему-то кажется, что это он так шутит, черный юмор у доктора такой, ведь фундамент менять – это, считай, все равно, что заново строить… Область о ремонте, конечно, даже не заикается. Понимая, вероятно, что дело это бесперспективное, неблагодарное – только деньги на ветер. Понятное дело – матрасы, кровати, тумбочки обходятся дешевле… Была надежда, что на фоне реорганизации больнице отойдет здание освободившегося не так давно 1-го роддома, но – не случилось.

Паллиативная помощь – в тренде

Пока идем с доктором по больнице, он рассказывает, ссылаясь на приказ Минздрава от 2014 го-да, как должна строиться система паллиативной помощи. Оказывается, оказание такой помощи у Минздрава сегодня, если можно так выразиться, в тренде. Однако если судить по безнадежному состоянию и виду пырской больницы, чтобы быть в тренде, средств на поддержание имиджа нашей медицине явно не хватает.

«Приказом предписано, что должны быть организованы выездные бригады паллиативной помощи, патронажные они еще называются – для оказания помощи на дому. Должны существовать кабинеты паллиативной медицинской помощи при поликлиниках. Это предусмотрено приказом Минздрава. Но в Дзержинске ничего этого пока нет. Зато вот стационар паллиативной помощи есть – это мы…»

С нами по больнице отправляется и медсестра Галина Васильевна. Она в этой больнице работает почти столько же, сколько и сам Валерий Александрович. За это время, конечно, сроднилась, срослась с больницей – переживает, как за свою. Особенно волнуется за фотографии: «У нас ведь все старенькое… Может, это не надо фотографировать? Вот столовую-то снимите – она у нас красивенькая…»

Приемный покой с его немудреной обстановкой: кушетка, стол, тут же сбоку – вход в ванну. «Больные у нас разные, с педикулезом, еще с чем – сразу в обработку», – рассказывает Галина Васильевна. Но ванна, стоящая здесь, настолько маленькая, все равно, что детская, и для меня осталось совершенной загадкой, как они в ней взрослых дядек моют…

«Вот наш маленький физиокабинет – аппараты все практические есть: и токи Бернара, и электрофорез, вот массажная кушетка, – продолжает экскурсию доктор, – вот электрокардиографы – один переносной, другой стационарный…» Тут в разговор вступают пациентки, стоящие рядом с процедурным кабинетом: «Надо все плохое снимать, чтобы хорошее дали», – подсказывает одна из них… Но Галину Васильевну такая перспектива, как видно, не успокаивает и в ответ она лишь тяжко вздыхает.

Выписываются не все…

Разницу между паллиативным отделением и хосписом Валерий Александрович объясняет так: «В хосписе пациенты доживают, от нас все-таки выписываются…».

Удивительно, но, оказывается, на безнадежных больных пациентов «паллиативки» тоже есть плановое задание. «В этом году, согласно плану, мы должны пролечить 115 пациентов, больше – нежелательно, может не хватить денег. Все вместе они должны провести в стационаре 3000 койкодней», – делится завотделением. Одному паллиативному больному «отпущено» в стационаре 26 койко-дней – около месяца. Однако чаще всего их выписывают раньше: средний срок пребывания на паллиативной койке в пырском стационаре – 22-23 дня. «Подлечим и выписываем», – рассказывает врач.

Однако есть среди паллиативных пациентов и такие, которые задерживаются здесь надолго, – некуда податься, некому забрать.

Все они, как правило, попадают сюда из стационара – из БСМП, больницы № 7 – в зависимости от того, куда их привезла с улицы «скорая». «Там они получают оперативное лечение, к нам их переводят для дальнейшей поддержки.»

Сейчас на попечении Валерия Александровича пятеро таких пациентов, в стационаре они живут уже несколько месяцев. И о каждом есть что рассказать.

Вот дедушка с красивой, «музыкальной» фамилией. Возраст – 71 год. Прописка есть. Для таких пациентов, как этот, уже хорошо. Адрес есть, а вот номера квартиры нет – оказывается, «прописан» по месту бывшей работы. Значит, жить ему негде. Попал на Пыру из БСМП, после травмы. «Когда-то пьянствовал, сейчас хороший мужичок», – говорит доктор. В стационаре живет с 3 марта. Он обследован. Его медкарта сейчас в соцзащите. В очереди в интернат он стоит под номером 10. Но ждет ее уже почти полгода. Интернатов в области много: в Киселихе, Варнавино, есть на Автозаводе, в Решетихе. А мест в них нет.

Другой дядечка. В стационаре с 4 марта. Приехал тоже из БСМП. 60 лет. В больницу попал с инфицированными ожогами, пролежнями, анемией… Все вылечили… Медкарту отправили в соцзащиту, но на очередь в интернат его не ставят. Нет пенсии! А пенсии у него нет, потому что потерял трудовую книжку, найти не могут. Оформить бы группу инвалидности, но с инвалидностью у нас сегодня трудно. А он ей вроде как не подлежит – показаний никаких. Все, чем он болел, вылечили. В сентябре, правда, обнаружили еще и онкологию… И вся надежда, как бы противоестественно это ни звучало, только на этот диагноз…

Вот еще один. Прописан в какой-то общаге… 60 лет. Некроз культи левого бедра… Передвигается с костылем. Обследован, медкарта в соцзащите. Очередь в интернат № 15, лежит с 1 июня… «Но он, наверное, не дождется очереди – некроз необратимый, ткани отмирают. Вчера только звонил в БСМП, доктор сказал: привозите, но надежды на выздоровление никакой. К тому же он, я вижу, дошел до крайней степени отчаяния.   Боимся, как бы не сделал с собой чего…»

Есть здесь и совсем молодые пациенты. Мужчина, 37 лет. Ни инвалидности, ни пенсии, ни дома… Диагноз – обширная рана головы, пьянство… В стационаре с 28 июля. «Я его хоть сейчас выпишу, но куда он пойдет? Друзей-то он найдет, но без теплой одежды на улицу не выдворишь же? И инвалидность оформить – не оформишь…»

Вот и вовсе молодой мальчишка – 27 лет. Есть жилье. Диагноз: алкогольная полинейропатия, он не ходит – отказали ноги. В стационаре с 13 мая. Сейчас судьбу его решает отдел опеки, чтобы отправить в специнтернат, нужен официальный документ, подтверждающий его недееспособность. С этим заключением будут готовить его в дом-интернат психо-неврологического профиля. Хотя надежды на устройство мало – там, говорит Валерий Александрович, очередь бесконечная… «У нас один лежал-лежал, полтора года пробыл, так и умер, не дождавшись… Он, конечно, был старше. А этому 27 лет, сколько ему здесь жить, не знаю…» Есть родственники. Но ухаживать за ним отказались – пьют. Брат, правда, приезжал раза два, но больше никто его не видел…

Пациентке Кате, назовем ее так, тоже 27 лет. В стационаре она с 24 августа. Прописана девушка в Дзержинске, есть семья, но родственники отказались за ней ухаживать. Устройство в дом-интернат противопоказано – ВИЧ-инфицирована… Туда таких не берут.

Интересуюсь у Валерия Александровича, сколько стоит содержание одного паллиативного больного. Оказалось, 283 рубля в день на одного – и это с питанием, лекарствами. Мизер. «Но они (имея в виду, очевидно, Минздрав) от нас не отпихиваются, нас не ограничивают, что надо больным, все дают. Во всяком случае, через комиссию… Правда, сильно дорогие, импортные, лекарства не берем – все-таки бюджет…» – заступается за Минздрав Галина Васильевна.

Уезжала из пырской больницы с тяжелым сердцем. Похоже, сегодня медицина, не только паллиативная, вся, держится в основном за счет таких вот энтузиастов, как Валерий Александрович, как Галина Васильевна, как медсестры, санитарки, работающие с ними. Сама же медицина – все равно что паллиативный больной – помочь – не помогут, разве что обезболят…